Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Просьбы действия не возымели, Лафонт получил новый приказ, и Кларендон согласился ехать в Кале, чтобы «вернуться в Лондон в срок, установленный прокламацией, если не получит от друзей противоположного совета». В этот портовый город отряд скитальцев вернулся то ли 28, то ли 31 января, причем Хайд был так плох, что в постель его несли на руках. О возвращении в Лондон не могло быть и речи: вся семья, за исключением дочери герцогини Йоркской, считала это смертельно опасным, значит, невозможным. Лафонту Хайд сказал, что «добровольно за море не отправится, так как не хочет оказаться в руках своих врагов» [6, III, 360 ]. Кларендон не мог не понимать, что в Англии почти не осталось тех, кто готов до конца сражаться за него. Парламент отклонил билль о королевском прощении, несмотря на мужественное выступление Энглси, утверждавшего, что нельзя нарушать прерогативы монарха. Что касается других защитников канцлера, их энтузиазм падал с каждым днем. Шелдон говорил, что «давно не имел причин быть довольным им». Ормонд советовал своему сыну лорду Оссори как можно скорей наладить отношения с новым министерством. Старшие сыновья Хайда без устали защищали отца в парламенте, но оба должны были проявлять осторожность, чтобы сохранить должности. Корнбюри получил ее в хаусхолде королевы только благодаря протекции сестры Анны.

Кларендон не вставал с постели шесть недель. Лафонт сочувствовал ему и даже сказал однажды, «что подчинится воле своего короля, когда на то будет воля Всевышнего» [6, III, 359 ]. Все это время французские власти настаивали, чтобы Хайд покинул страну. Он же, к досаде своего французского визави, ссылался то на простуду, то на то, что запросил у испанцев паспорт для проезда через Фландрию. Ответа долго не было, в конце концов, испанский наместник в паспорте отказал, но дал знать: если Кларендон въедет в Ньюпорт, губернатор окажет ему помощь, чтобы он благополучно пересек страну. Вдруг в середине марта все поменялось: де Лион вежливо уведомил, что не король не имеет возражений, чтобы Кларендон оставался на территории Франции. Хайд считал, что причина чудесного поворота крылась в изменении дипломатической ситуации: «Французский двор хотел заключить прочный союз с Англией, для достижения этого он стремился удовлетворить гордый и злобный дух герцога Бекингема и лорда Арлингтона своим отношением к канцлеру. Но они и сделали все, чтобы сорвать Тройственный союз (Франции, Англии и Голландии — А. С. )» [6, III, 363 ]. Есть и другие объяснения, отразившиеся во французских дипломатических источниках, в разной степени убедительные. Маловероятно, что Корнбюри сумел настолько разжалобить посла Рувиньи, показав ему письма отца, что тот, сам организовавший интригу против Кларендона, выступил за умеренную линию. Более убедительно выглядит версия о решающей роли герцогини Йоркской, которая якобы смогла примирить мужа с Бекингемом, с одной стороны, и подружиться с леди Кастлмейн, с другой [74, 304–305 ]. Во всяком случае, Карл II дал знать, что не будет настаивать на выдаче своего опального министра. В начале апреля здоровье Кларендона улучшилось настолько, что он собрался в Руан.

Однако его беды не закончились. Людовик XIV потешался над тем, как был устроен его поезд. Экипаж, в котором находился сам Кларендон, тянула шестерка лошадей, за ним двигались вагон и фура, в сопровождении шестерых всадников, в числе которых были три дворянина из его хаусхолда, секретарь Шау и двое французских слуг. И конечно, неразлучный Лафонт. Столь точную информацию Король-солнце получил из-за того, что произошло дальше. 23 апреля путники решили заночевать в маленьком городке Эвре. Они устроились в гостинице и заказали ужин. С помощью слуг Хайд добрался до своей спальни, находившейся, как всегда, на первом этаже. На их беду в городском гарнизоне служило несколько десятков подданных британского короля, корабельных артиллеристов. Их почти единственным времяпрепровождением было пьянство, и под воздействием французского вина они находились едва ли не постоянно. Город настолько устал от грубого и варварского поведения этих постоянно пьяных «гостей», что обращался к королю с жалобой на них. Услышав, что в нескольких шагах, буквально через пару улиц, находится ненавистный канцлер, который больше всех виноват в том, что английское правительство не расплатилось с ними, министр, продавший Дюнкерк, и на неправедные доходы отгрохавший дворец в Лондоне, толпа пьяных моряков с криками двинулась к гостинице, собирая сидевших в кабаках товарищей. То, что произошло дальше, Хайд описал в письме аббату Монтегю и в автобиографии [2, III, 368–373 ].