Коллектив авторов - Регионы Российской империи - идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Вместе с тем показательно, что Н. И. Карлгоф еще в начале 1870 года высказывал опасение, что планируемую смену названия станичного «сбора» на «сход» (название низового крестьянского органа управления в империи) в готовившемся новом «Положении об общественном (станичном) управлении в казачьих войсках» донские казаки встретят «несочувственно» из‐за сравнения с податным населением. В связи с этим Н. И. Карлгоф потребовал максимально ускорить подготовку реформы, для того чтобы специально приурочить ее к 300-летнему юбилею, что и было сделано [396]. Сам Д. А. Милютин был хорошо знаком с многочисленными примерами «неправильной» с точки зрения власти интерпретацией тех или иных правительственных распоряжений отдельными казачьими представителями [397]. Через некоторое время после состоявшегося переименования в одном из писем, посвященных ходу подготовки реформы казачьей военной службы, Д. А. Милютин упомянет о наличии на Дону «лиц, относящихся весьма недружелюбно ко всяким изменениям старых порядков». Министр, конечно, верил в успех нового преобразования, но при условии «соединенных усилий Военного министерства и местных деятелей, посредством возможных компромиссов как с той, так и с другой стороны» [398]. Обращает на себя внимание и то, что экономические интересы потенциальных критиков переименования – владельцев срочных участков земли, «среднего класса» донского казачества – оказались очень вовремя удовлетворены властью.

Н. И. Карлгоф надеялся с помощью юбилейных торжеств и ожидаемого всплеска монархических чувств у основной массы казаков-станичников погасить их возможное «несочувствие» к появлению крестьянского термина в документе, регулирующем станичное самоуправление. Как нам кажется, Д. А. Милютин, напротив, не хотел такой привязки, и даже тогда, когда понял, что без отдельного законодательного акта все же не обойтись. Напомним, что царский указ о переименовании датируется 21 мая 1870 года, являясь «именным, данным Сенату, распубликованным 8 июня» [399]. Однако Д. А. Милютин в своих мемуарах недвусмысленно напишет: «12 мая объявлено было также Высочайшее повеление о наименовании Земли войска Донского Областью» [400]. Первоначально мы увидели в этой дате простую ошибку или опечатку министра (а может быть, и издателей его воспоминаний) и посчитали ее свидетельством того, что история с донским переименованием для Д. А. Милютина не имела большого значения. Однако «Донские областные ведомости» в номере, вышедшем через месяц после юбилея, также сообщали, что переименование произошло 12 мая [401]. Едва ли Д. А. Милютин в своих воспоминаниях, написанных в 1880–90‐х годах, фиксируя дату «рождения» Области войска Донского, руководствовался заметкой в донской газете. Можно предположить, что Д. А. Милютин, уезжая 9 мая в заграничный отпуск, был уверен, что Александр II подпишет срочно подготовленный в Военном министерстве проект указа о переименовании Земли войска Донского 12 мая. Эту же дату мог упомянуть и прибывший в Новочеркасск заместитель начальника Управления иррегулярных войск, местный уроженец генерал А. П. Чеботарев, который привез с собой уже утвержденные императором положения о срочных участках и о преобразовании войскового правления для предстоящего официального их объявления народу [402]. Но, видимо, у Александра II по этому поводу оказались другие планы, и подписание было перенесено на 21 мая.

Конечно, не следует преувеличивать опасения Д. А. Милютина и руководства Управления иррегулярных войск вызвать переименованием негативную реакцию донского казачества. В конце концов, и не такие резонансные мероприятия центральная власть проводила в казачьих войсках как до, так и после 1870 года. Едва ли у потенциальных критиков нового названия мы сможем найти стройную политически мотивированную позицию, аналогичную сформулированной С. Г. Сватиковым. Несмотря на то что в дискуссиях «прогрессистов» и «казакоманов» 1860‐х годов некоторые современники находили автономистские и даже сепаратистские тенденции, на самом деле исторический нарратив, эксплуатирующий тему потери донскими казаками своего особого уклада жизни, еще только складывался.

В начале XX века в Области войска Донского вокруг девиза «Дон для донцов» (кстати, инициированного властью в лице войскового наказного атамана Ф. Ф. Таубе) формируется казачий консервативный, националистический дискурс [403]. Он акцентирует внимание на казачестве как на «настоящем» собственнике донской земли. Апелляция к историческому прошлому становится повсеместной в дискуссиях между сторонниками и противниками разных вариантов развития казачества. Так, для будущего атамана первого и единственного казачьего государства – Всевеликого войска Донского – П. Н. Краснова в 1910 году становится очевидным, что «название „Донская область“, „Область Войска Донского“ пора заменить старым, так много говорящим казакам, названием „Земля донских казаков“» [404]. Земельный вопрос на Дону в предвоенные годы был одним из самых сложных, а П. Н. Краснов находился на острие общественно-политической борьбы на Дону. Ее непосредственным свидетелем был С. Г. Сватиков, создававший в то время свои первые труды по истории Донской земли и, вероятно, впитавший в себя актуальный политический дискурс [405]. Впрочем, у М. А. Шолохова в «Тихом Доне», в котором, по признанию многих историков, адекватно передается атмосфера дореволюционной эпохи на Дону, «Земля войска Донского» не упоминается ни разу, а вот «Область», «Область войска Донского» – неоднократно [406].