Коллектив авторов - Регионы Российской империи - идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Это наблюдение позволяет сделать более широкий вывод относительно социального контекста и действий губернской администрации территорий, через которые проезжал императорский кортеж. Если в случае с Харьковом и Новгородом и – шире – Слободско-Украинской и Новгородской губерниями речь могла идти о конкурентной борьбе, целью которой было укрепление статуса или повышение узнаваемости того или иного лица или группы, то региональная администрация остальных губерний, как правило, не спешила реализовать аналогичную возможность. Курск, Орел, Тула и Тверь также стремились обратить на себя внимание нового монарха, но выбирали для этого совершенно иные формы, при этом заведомо маркированные как приличествующие случаю. Они создавали грандиозные, эстетически выразительные катафалки или отправляли в Петербург детализированные описания шествий [224]. Подобный выбор стратегий презентации подтверждает специфику существования территорий Центральной России. Нельзя не согласиться с Дж. Ле Донном, утверждающим, что в XIX столетии, несмотря на неизбежные региональные различия, внутренние российские губернии достигли серьезного единообразия в принципах организации социальной жизни и функционирования управленческой системы [225]. Добавим также, что жители этих территорий были во многом едины в восприятии себя и в своем убеждении, что главной формой организации для них является государство.

В феврале 1825 года Петр Андреевич Словцов отправился по реке Лене из Иркутска в Якутск инспектировать училища. Для визитатора (инспектора) всех сибирских училищ это путешествие оказалось непростым. Десятью годами ранее, еще состоя в должности директора иркутских училищ, Словцов основал 16 приходских школ на просторах огромной Иркутской губернии. О процветании этого предприятия говорить не приходилось – училища не могли выжить без финансовой поддержки деревень, где они находились. Будучи осведомленным о сложном положении училищ, Словцов заручился поддержкой губернских властей в Иркутске, чтобы те принудили крестьян платить за содержание уже открытых школ. Но в 1824 году генерал губернатор Восточной Сибири А. С. Лавинский отказался от прежней политики, ссылаясь на то, что она не имеет правового основания. Крестьяне больше не обязаны были платить за содержание училищ, которые начали закрываться одно за другим [227].

Это очень огорчало и злило Словцова, привыкшего гордиться открытыми им школами. Вернувшись в Иркутск, он написал попечителю Казанского учебного округа М. Л. Магницкому: «Красивые, но пустые дома училищ, виденные мною на пути в пяти селениях, остаются свидетелями, но какой истинны свидетелями, трудно сообразить. Подлинно ли крестьянския общества искренно и в порядке желали отказаться от училищ, кроме которых едва ли где могут дети их научиться основаниям вероучения и грамоте? Если они и желали того, вопреки собственной пользы, вопреки церкви и добрых усмотров нашего Монарха-образователя; то обязывается ли губернское Начальство, и по каким уважениям, тотчас исполнять незрелыя желания крестьян?» [228]

Со своим другом И. Т. Калашниковым Словцов был более откровенен. По его словам, он хотел, выйдя в отставку, поселиться в Иркутске, но теперь даже мысль об этом была ему противна. Это означало бы, что Словцов будет жить в одном городе с Лавинским, «грубияном и невежею», который «вдруг, без всякой причины лишил все сельския училища жалованья, или, лучше сказать, уничтожил; а ни одного кабака не может ни уничтожить ни переместить» [229]. Основывая училища, Словцов считал, что действует от имени империи, проводя благотворные преобразования. Напротив, Лавинский, отказавшись использовать свое положение, чтобы воздействовать на крестьян, тем самым показал, что не понимает саму суть задач, стоящих перед империей.

Свои взгляды на положение дел Словцов изложил в статье, которая вышла в свет незадолго до его отъезда в Якутск, под названием «Тень Чингисхана». В ней автор сравнивает положение Сибири под властью монгольских государств и ее предполагаемое светлое будущее в Российской империи. Чингисхан, по мнению Словцова, не имел «обширной и своим успехам соответственной разум», а потому и не установил «что-нибудь в пользу изобилия, промышленности и образованности» [230]. Центральным во взгляде Словцова на Сибирь как особый регион в составе России было то, что Российская империя непременно должна строить что-то новое, руководствуясь некой общей идеей. В «Историческом обозрении Сибири» – книге, благодаря которой его будут помнить как первого историка из Сибири, – Словцов так описывал этот процесс: «Среди завоеваний и утрат, среди бедствий и успехов протекло больше, чем полвека, как держава России укореняется в Сибири и, укореняясь, расширяется… И русские, и племена подвластные начинали считать себя принадлежащими к одной великой семье… В стране, зарождающейся из многочисленных зародышей, хотя зародыши сии и не были еще мыслящи, не радостно ли предусматривать сложение будущей съединенной жизни, жизни небывалой» [231].