* * *
Я хотел быть в Руанде во время суда над Карамирой, но дело было кончено в три дня, а я приехал только через две недели, вскоре после того, как он был приговорен к смертной казни. Разумеется, планировалось еще немало судов, но в Кигали — ни одного; а мне не советовали выезжать за пределы города. Примерно в то же время, когда начались эти суды, банды экс-РВС и интерахамве — многие из них только что вернулись из Заира — возобновили свою кампанию террора. Первоочередными жертвами их были тутси; но и хуту, известные своим гуманным отношением к тутси в 1994 г. или сотрудничавшие с новым правительством, тоже подвергались опасности. Настроение обманчивого облегчения после закрытия лагерей вскоре сошло на нет, и руандийцы начинали сомневаться, а не началось ли в самом деле вторжение в их страну.
В январе в северо-западной провинции Рухенгери были убиты выстрелами из огнестрельного оружия трое испанских гуманитарных работников и священник-канадец — это были первые убийства иностранцев со времен геноцида. Правительство обвинило в этих убийствах инсургентов-хуту, но никакого настоящего расследования проведено не было. Затем в начале февраля трое руандийцев и два международных гуманитарных работника из миссии ООН по правам человека погибли, попав в засаду, устроенную интерахамве в юго-западной провинции Сиангугу. Команда ООН ехала на встречу, организованную правительством, чтобы призвать деревенских жителей сопротивляться давлению и не сотрудничать с génocidaires . Один из убитых руандийцев был выжившим в геноциде, а среди международников был камбоджиец, выживший на «полях смерти» Пол Пота. Голова камбоджийца была полностью отделена от тела. И после этого бо́льшую часть Руанды стали считать запретной зоной для иностранцев.
Руандийцы не советовали и мне путешествовать. Даже когда я хотел еще раз съездить в Табу — это всего в получасе езды на юг от Кигали по хорошим дорогам, — чтобы узнать, что сталось с Лоренсией Ньирабезой и убийцей Жаном Гирумухатсе, мне сказали, что любой с полным на то основанием назовет меня глупцом, если меня убьют. Ночью накануне моего прилета в Кигали маршрутное такси-микроавтобус было остановлено с помощью дерева, поваленного поперек главного шоссе в 20 милях к северу от города. Машину быстро окружили вооруженные люди, которые заставили пассажиров выйти, разделили их — тутси в одну сторону, хуту в другую — и открыли огонь по тутси, убив многих из них. В баре в Кигали я слышал, как смешанная компания из хуту и тутси обсуждала этот инцидент. Казалось, БОЛЬШЕ ВСЕГО ИХ ТРЕВОЖИЛО ТО, ЧТО НИ ОДИН ИЗ ПАССАЖИРОВ-ХУТУ (ОНИ НЕ ПОСТРАДАЛИ) НЕ ЯВИЛСЯ ДОБРОВОЛЬНО В ПОЛИЦИЮ, ЧТОБЫ ЗАЯВИТЬ О НАПАДЕНИИ.
Похожие террористические акты продолжались почти ежедневно весь 1997 г. и первые месяцы 1998 г. В «хорошую» неделю могли убить «всего лишь» одного-двоих, но порой за неделю убитыми оказывались сотни. По крайней мере в полудюжине случаев банды, состоявшие из более чем тысячи хорошо организованных боевиков «Власти хуту», вовлекали РПФ в ожесточенные бои, длившиеся несколько дней, прежде чем отступить и снова раствориться в деревнях на северо-западе, где они обустроили свои базы. Как и в прежних ооновских приграничных лагерях, génocidaires жили, неразличимо смешиваясь с гражданскими лицами, и поэтому тысячи безоружных хуту оказывались убиты войсками РПФ. Причем РПФ достаточно щепетильно реагировал на эти обвинения, арестовывая сотни собственных солдат за совершение зверств против мирных граждан, в то время как политика «Власти хуту» заключалась в том, чтобы массово убивать этих самых граждан, которые не присоединялись к ней в совершении зверств.
Таков был выбор в новой-прежней войне Руанды. На своем пути génocidaires оставляли листовки, предупреждая, что те, кто будет сопротивляться им, лишатся головы. Другие листовки говорили тутси: «Вы все умрете» и «Прощайте! Ваши дни сочтены!». К хуту же, напротив, обращались с призывами — в духе хамитской гипотезы Джона Хеннинга Спика — гнать всех тутси назад в Абиссинию — и наставляли: «Всякий, кто сотрудничает с врагом, работает на врага или выдает врагу информацию, также является врагом. Мы будем систематически истреблять их».
Однажды я заехал в Министерство юстиции, чтобы повидать Джеральда Гахиму.
— Как поживает правосудие? — спросил я. Он только покачал головой. Месяц за месяцем правительственные служащие колесили по стране от тюрьмы к тюрьме, раздавая экземпляры особого закона о геноциде и объясняя предлагаемое в нем смягчение приговоров для широкого большинства заключенных, если те пожелают сознаться. Но заключенные отказывались идти с повинной.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу