Рустам Рахматуллин - Две Москвы. Метафизика столицы

Но вот очаг оставлен, свеча опрокинута. Уйдя из дома, огонь питается домами, телом города, а сдерживается пустотами. Огонь не ходит пустотой (если она не деревянного мощения), а перекидывается через нее от дома к дому.

Две противоположности, растоп и пустота, умели понимать друг друга в русском городе. В нем деревянные дома были окружены дворами, и это тем вернее, чем древнее времена или чем дальше от столиц. И если в древности огонь распространялся от избытка деревянного жилья, хотя бы и расставленного широко, то в новых временах – от умаления дворов, от новой плотности жилья, хотя б и каменного.

Неслучайно сам язык предпочитает говорить: «Пожарский двор » – но « дом Ростопчина». Гений стогн града, Пожарский гений уличного боя. Бой у Пожарского двора был из важнейших в жизни князя. Граф Ростопчин, напротив, лучшую минуту жизни проживает в доме, вечером, на совещании невидимых агентов, распоряжаясь о растопе города, как собственного очага или как дома в Воронове.

Следующая минута, уличная сцена с Верещагиным, окажется для него худшей: на дворе граф растерялся, как растерялся бы на поле боя. Ибо огонь теряется на стогнах града. Тем паче на дворе Пожарского, гения стогн.

Растоп, уйдя (а по Толстому, тайно вырвавшись) из дома, превращает городскую материальность в пустоту и так теряет силу. Чем больше воли взял растоп, тем больше силы заберет потом и пустота. И тем сильнейшим вырастет на ней будущий гений уличного боя, выжидательной осады и мирного восстановления.

Недаром о Пожарском говорили «вождь земли», об ополчении 1612 года – «поднялась земля».

Как поднимается земля, трактует монумент Минину и Пожарскому. Старейший в городе, стоящий на главной площади, он ближе прочих к роли гения Москвы. Но близок бесконечным приближением, коль скоро Медный Всадник, демиург целого города, в Москве немыслим.

И все-таки московский памятник был утвержден на погорелье 1812 года, когда словом Пожар могла бы называться вся Москва. Она жила тогда единым духом воссоздания, строительным пожарским духом. Он ослабевал по мере сокращения пожарища под новостройками, локализуясь вновь на Красной площади и площадях центрального полукольца, устроенных на новом погорелье. И все-таки на несколько послевоенных лет московский памятник сравнялся с Медным Всадником по силе представительства за целый город.

Замечено, что Петербург ответил на пожар Москвы потопом, несопоставимым, если бы не Пушкин. Гений места Петербурга утвержден на необычном волнообразном камне. Это всадник на волне, бушующей, потопной. После Фальконе Пушкин вторично утвердил кумир Петра на ней. На лоне гневных вод, зеркально утверждению московского кумира на пожаре.

Князя Пожарского отпели в церкви Введения на Сретенке, графа Ростопчина – в церкви Введения на Лубянке. Это была одна и та же церковь, та же улица и та же встреча. Последняя встреча героев.

СТАРЫЕ ПОЛЯ

Силы московские – Кучково Поле – Земля и власть – Поединки – Иванец Московский и Иван Москвитин – Сретение Владимирской

НОВОЕ ПОЛЕ

Сретенский монастырь – Два героя – Два урода – Дом ужасов – Две «России» – Определение Поля

Сретение иконы Владимирской Божией Матери. Икона середины XVII века

Когда столица возвратилась в Москву, военные устроились в Арбате, а политический сыск – на Лубянке. Любая власть, в своей или в захваченной столице, станет искать своим опорам неслучайные места. Власть была советская; но точность, с которой поселились оба ведомства, свидетельствует, что столица возвратилась русская.

Очерк Лубянки достигает монумента Первопечатнику, и лучше, если начинается из этой точки.

Место Первопечатника, ставшее ныне закутом, совсем не рядовое. У его подножия раскрыты фундамент и некрополь церкви Троицы, что в Старых Полях. Сколь старых, если при первом же упоминании, в конце XV века, церковь зовется Старой Троицей? Забелин допускал, что церковь могла служить приходской для одного из сел Кучковых.

Церковь Троицы в Старых Полях.