Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

– Державы в теле не хватает, – говорил он жалобно.

В процессе этой работы он настолько овладевал текстом, что целые страницы мог читать наизусть» [186] «А. Фадеев в воспоминаниях». – Владивосток, 1960. – С. 537–538. .

Это были редкие в жизни Фадеева месяцы, когда он еще не вошел с головой в организационные дела и отдавался творчеству. В ту пору в нем боролись два замысла: задуманный роман «Провинция», тему которого он привез с Северного Кавказа, и центральная его тема, тема партизанского движения на Дальнем Востоке, частью реализованная в первых трех произведениях – «Разлив», «Против течения» и «Разгром» и продолжавшая его волновать всю жизнь. Еще в Ростове-на-Дону он начал повесть «Смерть Ченьювая», позднее она получила название «Последний из тазов». В конце 1926 года еще трудно было сказать, какая тема возьмет верх. В феврале 1927 года, казалось, решение принято. В журнале «На литературном посту» в рубрике «Писатели о себе» Фадеев сообщает: «Пишу роман «Провинция». Трудно сказать, как он оформится. Задачей себе ставлю изображение новой провинции и ее жизни, выросшей из старых уездных нравов, благодаря проснувшейся активности всех слоев населения. Постараюсь обрисовать также рост и вызревание большевистских кадров в послереволюционное время» [187] «На литературном посту». – 1927. – № 6. – С. 72. . Но уже в № 12 журнала «Октябрь» за 1927 год было объявлено, что в 1928 году в этом журнале будет печататься «Последний из удэге» А. Фадеева и «Тихий дон» М. Шолохова. Новый роман Фадеева пошел в «Октябре» с начала 1929 года (к этому времени первая книга была написана, что подтверждается сообщением издательства «Московский рабочий» о выпуске в 1929 году романа «Последний из удэге»).

Так победила заветная тема Фадеева. «Провинция» же отошла на второй план, а потом и совсем была забыта.

С 1927 по 1941 год – 14 лет – писатель работал над своим любимым произведением, выпустил четыре книги, объединенные затем в два тома, но так и не сумел закончить его. Помешала война. Она же дала ему новую тему, на которую он, как коммунист-патриот, не мог не откликнуться. После окончания второй редакции «Молодой гвардии» его увлекла современная тема о рабочем классе. Но о «Последнем из удэге» А. Фадеев никогда не забывал и надеялся его закончить.

Делясь творческими планами с другом своей юности А. Ф. Колесниковой, в письме к ней от 28 апреля 1950 года он сообщал: «… возьмите хотя бы «Последний из удэге», незаконченный роман, который я из всех своих произведений больше всего люблю» [188] «Москва». – 1966. – № 6. – С. 171. .

Но только ли война повинна в том, что эпопея А. Фадеева, всеми высоко ценимая и в те годы, многими ставившаяся выше «Разгрома», не была закончена? Четырнадцать лет в творчестве писателя с таким редким трудолюбием, о котором рассказывают Ю. Либединский и П. Максимов, – срок вполне достаточный для завершения любого грандиозного замысла. М. Шолохов и А. Толстой за это же время закончили свои эпопеи и создали другие замечательные произведения.

Как мы уже говорили, Фадеев обладал не только талантом художника. Он был также прирожденным организатором и общественным деятелем. Связав с юношеских лет свою судьбу с Коммунистической партией, беззаветно отдавшись служению ее идеалам и ее великому делу, он не мог оставаться просто литератором, не мог ограничить свою жизнь писательским столом, хотя и осознавал огромную общественную роль самой художественной литературы.

На одном из диспутов на тему «С кем и за что мы будем драться в 1929 году?» Фадеев в своем выступлении сказал: «Я получил такую записку: «Почему Вы, тов. Фадеев, занимаетесь не только художественной литературой, но и политической борьбой и всякими такими выступлениями?» А потому, что мы, напостовцы, представляем такой литературный отряд, который хочет быть в современных условиях пролетарскими революционерами» [189] ЦГАЛИ, ф. 1698, оп. 1, ед. хр. 915. . Для Фадеева это заявление не было красивой фразой. Он, как коммунист, действительно не мог иначе представить свою роль в литературе. Этим он походил на Фурманова. Но, как и Фурманов, Фадеев постоянно рвался к творчеству, ненавидел организационную суету, пытался преодолеть противоречие между желанием творить и долгом заниматься «политической борьбой и всякими такими выступлениями», однако преодолеть этого противоречия ему так и не удалось. В одном из писем к Р. С. Землячке (декабрь 1929 г.) он жалуется: «В дом отдыха загнала меня неврастения в очень острой форме. Объясняется она все возраставшим и все более мучившим меня противоречием между желанием, органической потребностью писать, сознанием, что в этом состоит мой долг, и той литературно-общественной нагрузкой, которая не дает возможности писать и от которой никак нельзя избавиться. Постоянные скачки – только втянешься в творческую работу, надо бежать на одно из многочисленных заседаний, или выступать, или просматривать корректуру журналов или чужие рукописи, заваливающие меня, – избавишься от этого всего и с мучительным трудом восстанавливаешь творческое равновесие, но опять нужно в ЦК, в редакцию, в издательство и т. п. – такие скачки вконец издергали меня психически… Горький перед отъездом предупреждал меня самым серьезным образом, что если я не разгружусь и буду дальше жить так, то дело может кончиться просто гибелью дарования, ибо писатель должен работать систематически – нет писателей по одному нутру, без труда и технического совершенствования в своем деле» [190] Фадеев А. Собрание соч. – Т. 5. – С. 303. .