Исследования отдельных периодов и сюжетов Смуты, проведенные в 50–60-х годах XX в., показали, что события 1607–1610 гг. нельзя сводить к «скрытой интервенции» и освободительному движению русского народа. В войне правительственных сил и приверженцев Лжедмитрия II явно просматривались социальные черты [8] Шепелев И.С . Указ. соч. С. 42, 207, 520–522; Долинин Н.П. Подмосковные полки («казацкие таборы») в национально-освободительном движении 1611–1612 гг. Харьков, 1958.
. Обнаружились новые факты, свидетельствующие, что правящие круги Речи Посполитой не были причастны к авантюре Лжедмитрия II и что об их вмешательстве в русские дела нельзя говорить ранее появления в стане самозванца Я. Сапеги [9] Maciczewski J . Polska a Moskwa 1603–1618. Opinie i stanowiska szlachty polskiej. Warschawa 1968; Флоря Б.Н . Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI — начале XVII в. М., 1978; Назаров В.Д., Флоря Б.Н. Крестьянское восстание под предводительством И.И. Болотникова и Речь Посполитая // Крестьянские войны в России в XVI–XVII вв.: проблемы, поиски, решения. М., 1974. С. 326–352.
. В ходе бурной дискуссии по проблемам истории крестьянских войн А.А. Зимин предложил рассматривать Смуту как крестьянскую войну, которая началась в 1603 г., достигла кульминации в 1606–1607 гг. и после длительного спада завершилась в 1614–1618 гг. [10] Зимин А.А. Вопросы истории крестьянской войны в России в начале XVII в. // Вопросы истории (ВИ). 1958. № 3. С. 99; О некоторых спорных вопросах классовой борьбы в Русском государстве XVII века // ВИ. 1958 № 12. С. 204–208; Корецкий В.И . Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М. 1975.
Дискуссия о крестьянских войнах помогла вернуться к рассмотрению Смуты как единого комплекса событий и актуализировала широкий спектр теоретических и практических проблем. Накопленный к 80–90-м гг. XX в. фактический материал обнаружил парадокс: в источниках содержалось очень мало данных об участии крестьян в повстанческом движении, зато имелся обширный материал о выступлениях дворян, казаков и беглых холопов. Р.Г. Скрынников и А.Л. Станиславский независимо друг от друга пришли к заключению, что Смута являлась гражданской, а не крестьянской войной. Утверждение крепостничества в России в конце XVI в., по мнению историков, обострило кризис землевладения, который толкнул разоряющуюся служилую мелкоту, а отнюдь не крестьян на вооруженную борьбу с правительственными силами под знаменами самозванцев. Повстанцы, считают исследователи, не ставили перед собой цели «ниспровержения феодального строя», а добивались продолжения поместной реформы, проводимой в конце XV–XVI вв. «прирожденными» московскими государями [11] Скрынников Р.Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII ст. Л., 1985. С. 324–326; Его же . Спорные проблемы восстания Болотникова // История СССР. 1989. № 5. С. 92–110; Станиславский А.Л . Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. М., 1990. С. 242–248.
. Зарубежные историки Э. Кинанн, Ч. Даннинг, М. Перри и В.И. Ульяновский поддержали Р.Г. Скрынникова и А.Л. Станиславского в их критике концепции первой крестьянской войны в России и пошли дальше, отказавшись от оценок Смуты как социального конфликта. Предпосылки Смуты, по их мнению, следует искать в общеевропейском кризисе конца XVI–XVII вв., а причины — не в социальной, а в политической и культурно-исторической плоскостях [12] Dunning Ch . Crisis, Conjucture, and the Causes of the Time of Troubles // Harvard Ukrainian studies Essays presented to Edward L. Keenan on his sixteenth Birthday by his Colleaques and students. Cambridge, 1995. Vol. XIX. P. 97–98; Perrie M. Pretenders and popular monarchism in early modern Russia: the False the Time of Troubles. Cambridge, 1995; Dunning Ch . R.G. Skrynnikov, the Time of Troubles, and the «First Peasant War» in Rassia // Russian Review 50. № 1 (1991). P. 71–81; Idem . Cossaks and the Southern Frontier in the Time of Troubles // Russian History 19. № 1–4 (1992). P. 57–74; Ульяновский В.И . Российские самозванцы: Лжедмитрий I. Киев, 1993.
. Нетрудно заметить, что новые теории разрабатывались в основном на материалах ранних и заключительных этапов Смуты. Они нуждаются во всесторонней проверке на материалах кульминационного тушинского периода, который в течение последних тридцати лет оставался вне поля зрения исследователей.
За более чем триста лет научного изучения событий Смуты 1607–1610 гг. историки создали обширную и весьма репрезентативную источниковую базу, которая состоит из материалов различного происхождения: правительственных, тушинских, иностранных и разных видов актов, документов делопроизводства государственных учреждений, летописей, хроник, мемуаров, дневников, писем и т. д. Ее удалось существенно расширить за счет привлечения неизвестных тушинских и польских источников. Наиболее исследованными в источниковом плане являются материалы, вышедшие из правительственного лагеря, сочинения иностранцев, тогда как тушинские источники нуждаются в дополнительном изучении, чему посвящена первая глава исследования.
Читать дальше