Александр Бендин - Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи

В результате критерии научности исторического знания подменялись критериями идеологическими, которые свидетельствовали о характерной для работ национально «свядомых» историков «предрасположенности к настоящему». То есть, выражаясь более конкретно, к существующей политической конъюнктуре, обусловленной тактическими зигзагами проводимой в стране «ползучей» белорусизации, или к преследованию интересов одной из противоборствующих сторон.

Так в современной Белоруссии сложилась ситуация, при которой, по словам Э. Хобсбаума, историки оказались в роли тех, кто «производит» прошлое формирующейся политической нации. В результате их деятельности «национальная история» неизбежно превращается в «ретроспективную мифологию» [16].

Учитывая данное обстоятельство, автору при изучении творческих методов, оценок и результатов работы белорусских производителей «ретроспективной мифологии» пришлось в некоторых случаях отойти от академического стиля изложения и прибегать к иронии, использовать литературные образы и оценочные характеристики. Увы, но другого выхода не оставалось, так как автору пришлось иметь дело с такой весьма специфической субстанцией, как национальная «свядомасць» историков, которая идейно питает и эмоционально стимулирует их «научное» творчество и педагогическую деятельность.

Нельзя было не вспомнить при этом и патовую ситуацию, в которой оказались производители «национальной истории». Стремительно отрешившись от идейных уз истории советской, они самозабвенно возложили на себя узы идеологии националистической. Используя великолепный образ, созданный Дмитрием Галковским в его одноименном философском романе, ситуацию, сложившуюся с «национальной историей» и ее производителями, можно охарактеризовать как «бесконечный тупик». Необходимый в данном случае анализ сюжетов «национальной историографии», пребывающей в «бесконечном тупике» мифотворчества, также не способствовал неуклонному соблюдению академической строгости в изложении темы.

Так как предметом нашего анализа являются интерпретации истории, характерные для «ретроспективной мифологии», сосредоточим внимание, прежде всего, на одной из них. Решение о сужении объема исследовательской работы обусловлено задачами сугубо практического характера.

Как уже отмечалось, историческая наука в современной Белоруссии во многом равняется на тот или иной тип национализма, бюрократический или этнический. Какую-либо четкую границу между двумя направлениями, существующими в белорусской историографии, провести довольно сложно в силу существующих националистических конвенций. Что же касается нашего исследования, то для него подобная дифференциация и не требуется.

Для нас главной целью является попытка представить читателю наиболее известные технологические приемы, с помощью которых мифы новейшего времени конструируются в области исторического знания. Такие технологии чаще всего свойственны тому направлению историографии, сторонники которого при создании исторического нарратива используют риторику этнического национализма.

Сделанный выбор объясняется тем, что бюрократический проект формирования новой национальной идентичности не получил еще законченного идеологического обоснования и пребывает в стадии политического становления. Его идейный вектор, темпы и методы реализации, включая «историческую политику», или «политику памяти» [17], не отличаются последовательностью и зависят от многих факторов конъюнктурного и субъективного характера.

Так как для господствующей в стране бюрократии и ее бессменного лидера абсолютной ценностью является политическая власть, то в перечне их идейно-политических приоритетов белорусизации отводится подчиненное место. Привыкший постоянно лавировать и проявлять чудеса идейной и политической мимикрии, этот новый политический класс использует белорусизацию инструментально, в интересах сохранения своей власти как внутри страны, так и с учетом мощного геополитического фактора союзных отношений с Россией. Поэтому официальный исторический нарратив, связанный с «политикой памяти» и политическими интересами белорусской бюрократии, все еще не приобрел завершенных форм «единственно верной» интерпретации «национальной истории».

Что же касается этнических националистов, то для них важными маркерами оппозиционности персонифицированному бюрократическому режиму являются националистическая риторика и символика. Демонстрируя идейную мотивацию своих политических действий, эта немногочисленная популяция радикальных националистов связывает воедино борьбу за власть с пропагандой «национальных» преимуществ этноцентристской белорусизации. Стратегические цели и тактические приемы этого потенциально конфликтного политического проекта, опробованного в 90-х годах прошлого века, твердо запечатлелись в памяти этнонационалистов, и они готовы вновь осуществить его второе, расширенное и исправленное издание.