Александр Бендин - Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи

Ирония ситуации, сложившейся тогда в профессиональной исторической науке, заключалась в том, что декларируемый переход историков на новые «национальные позиции» осуществлялся под громкими лозунгами «деидеологизации, дебольшевизации и деполитизации», которые были выдвинуты М. Бичом и М. Костюком в качестве методологического императива новой националистической историографии [13]. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Отсутствие критической рефлексии по поводу созданного ими националистического «символа веры» — характерная черта новейшего мифологического мышления, свойственного «свядомым» белорусским историкам.

В ту удачливую для них пору творцам «национально-государственного» нарратива совсем не было дела до неизбежной в таких случаях «деидеологизированной» самоиронии. Настал, наконец, недолгий миг торжества идей и практики выношенной ими радикальной белорусизации, ставшей государственным инструментом принудительной гомогенизации общества на основе идей этнического национализма.

Идеологическая «концепция», насаждаемая в стране с помощью государственных институтов образования и науки, открыто выполняла свои пропагандистские задачи даже тогда, когда политические соратники этих историков — радикальные националисты, потерпев сокрушительное поражение на президентских выборах 1994 г., вынуждены были уйти в непримиримую оппозицию.

Победители — А. Г. Лукашенко и его идеологи не могли примириться с тем, что контролируемые ими государственные институты с помощью «школьной истории» навязывают обществу конфликтные, разделяющие общество идеи и ценности этнического национализма, взятые из арсенала проигравших политических противников. Новой политической элите было очевидно, что постсоветское белорусское общество в подавляющем большинстве своем отвергает проект русофобской этнократии, представляемый оппозицией в качестве единственно возможного для страны политического режима.

Поэтому «национально-государственная концепция истории Беларуси» в ее наиболее одиозных русофобских и антисоветских проявлениях начала постепенно вытесняться из области официальной «школьной истории». После закрепления в конституции страны статуса русского языка как второго государственного начала сворачиваться и «демократическая» белорусизация, навязанная белорусскому обществу коммунистами и этническими националистами в начале 90-х гг. прошлого века. В этот период были предприняты и первые официальные попытки создания общенационального исторического нарратива с использованием ностальгически окрашенных сюжетов советской историографии.

Таким образом, новая «национальная история» оказалась политически востребованной для «научного» обоснования сразу двух соперничавших проектов белорусизации — умеренного, бюрократического и этно-националистического, радикального.

Конструирование сюжетов «национальной истории», независимо от политической ориентации ее творцов, вызывало неизбежную потребность в применении специфических приемов, которые не приемлет научная история, свободная от задач «национального» служения [14]. Например, исторических фальсификаций, подлогов, разрывов причинно-следственных связей и манипуляций с этническими маркировками. Иными словами, тех методов, которые стали уже традиционными для исторического мифотворчества новейшего времени [15].

Собственно, иного и не было дано. У историков государства Беларусь, которое ведет свое независимое существование с 1991 г., других приемов для создания уходящей в древность «национальной истории» попросту не существовало. Это непреложное обстоятельство было продиктовано тем, что в качестве инструмента националистической интерпретации истории выступала идеология белорусского национализма, за которой стояли либо интересы господствующей бюрократии, либо политической оппозиции. В любом случае историческая истина не становилась результатом научного поиска и адекватных интерпретаций исторических источников. Историческая «истина» создавалась в интересах конкретных политических субъектов и в соответствии с тем или иным типом националистической идеологии.

Формируя новый «национальный» нарратив, историки, исследующие события и процессы, происходившие в границах современной Белоруссии, были обречены использовать в своих научных работах националистическую риторику. Более того, многие из них становились ее творцами. Таким образом, процесс исторического мифотворчества являлся одновременно процессом создания двух типов националистического дискурса — бюрократического и этнического.