Коллектив авторов - Все в прошлом [Теория и практика публичной истории]

Термин «реконструкция» также активно употребляется в психологии и психоаналитических исследованиях для описания эмоционально насыщенного «перепроживания» травматичного прошлого путем воспроизведения совершенных в нем действий. В этом смысле «реконструкция» не обязательно имеет что-то общее с «реальным» прошлым: ее смысл и как патологического воспроизведения неэффективного поведения, и как управляемой терапевтической практики заключается в трансформации настоящего путем обращения к прошлому. Этот подход нашел отражение в изучении исторической реконструкции как практики познания совсем другого типа, подразумевающей получение слаборефлексируемого и почти не поддающегося трансляции телесного опыта, в том числе опыта изменения идентичности. Реконструкция в этом понимании может выступать в качестве коллективной терапии памяти, способа примирения (reconciliation) сторон исторического конфликта. Это тоже, по сути, практика публичной истории, но ориентированная не столько на познание, сколько на эмоцию, эмпатию, переживание.

Итак, историческая реконструкция может иметь разные задачи: «изучать прошлое» (то есть стремиться к недосягаемому идеалу аутентичности артефактов и практик) или «учиться у прошлого» (то есть получать доступ к опыту, недоступному для современного человека) [817] Brædder A, Esmark K., Kruse T., Nielsen C.T., Warring A . Doing Pasts: Authenticity From the Reenactors’ Perspective // Rethinking History. 2017. Vol. 21. № 2. P. 171–192. . Сама идея исторической реконструкции, с точки зрения историка эмоций Джонатана Лэма, основана на представлении о том, что историей можно управлять: воспроизводить, приближать, делать частью современного опыта [818] Lamb J . Introduction to Settlers, Creoles and Historical Reenactment // Reenactment History / Ed. by V. Agnew, J. Lamb, D. Spoth. Settler and Creole Reenactment. London: Palgrave Macmillan, 2009. P. 1–17. . Далее мы остановимся на некоторых подходах к изучению отдельных аспектов исторической реконструкции, которые по-разному балансируют понятиями знания и сопереживания, материальности и воображения, памяти и боли.

Существенный пласт работ об исторической реконструкции посвящен понятию аутентичности [819] Необходимо оговориться, что этное и эмное понимание термина существенно различаются: исследователи используют его в широком понимании – «подлинность» или «реальность», а для реконструкторов «аутентичность» обозначает максимальное соответствие реконструируемых объекта или практики историческому аналогу. . Здесь выделяются два направления. Первое рассматривает реконструкцию в контексте культуры постмодерна, описывая движение в терминах симуляции и подлинности [820] См. например: Crang M . Living History Magic Kingdoms or a Quixotic Quest for Authenticity? // Annals of Tourism Research. 1996. Vol. 23. P. 415–431; Radtchenko D . Simulating the Past: Reenactment and the Quest for Truth in Russia // Rethinking History. 2006. Vol. 10. № 1. P. 127–148; Penny H.G . Elusive Authenticity: The Quest for the Authentic Indian in German Public Culture // Comparative Studies in Society and History. 2006. Vol. 48. P. 798–819; West B . Historical re-enacting and affective authority: Performing the American Civil War // Annals of Leisure Research. 2014. Vol. 17. № 2. P. 161–179. . Так, фольклорист Джей Андерсон выдвигает тезис о том, что, по сути, реконструкция и перепроживание прошлого невозможны, потому что прошлое нельзя воспроизвести, но его можно имитировать (симулировать) [821] Anderson J . Living History: Simulating Everyday Life in Living Museums // American Quarterly. 1982. Vol. 34. P. 290–306. . Работы этого направления сосредоточены на поиске напряжения между декларативной целью движения исторической реконструкции — созданием аутентичного опыта — и переживанием невозможности достичь этой цели. Второе направление рассматривает понятие аутентичности в терминах социального конструктивизма, исследуя роль этого понятия в выстраивании отношений внутри движения и между движением и зрителями [822] См., например: Belk R.W., Costa J.A . The Mountain Man Myth: A Contemporary Consuming Fantasy // Journal of Consumer Research. 1998. Vol. 25. № 3. P. 218–240; Handler R., Saxton W . Dys-simulation: Reflexivity, Narrative, and the Quest for Authenticity in “Living History” // Cultural Anthropology. 1988. № 3. P. 242–260; Hall G . Selective Authenticity: Civil War Reenactors and Credible Reenactments // Journal of Historical Sociology. 2015. January 13; Brædder A. et al . Op. cit. . Проблема аутентичности в этих исследованиях — это не проблема (не)соответствия артефактов историческому образцу, а вопрос о свойствах отношений между участниками движения [823] Decker S.K . Being Period: An Examination of Bridging Discourse in a Historical Reenactment Group // Journal of Contemporary Ethnography. 2010. Vol. 39. № 3. P. 273–296. . Многие работы социологов и антропологов, посвященные исторической реконструкции, концептуализируют ее как особый тип социальности — субкультуру, сцену, движение. В этом случае исследовательский интерес также лежит не в области практик памяти, а в выявлении структур и форм взаимодействия между реконструкторами [824] См. например: Радченко Д.А., Писарев А.Е . Историческая реконструкция: Нормативное пространство и фольклор субкультуры // Традиционная культура. 2012. № 1. С. 150–161; Клюев А.И., Свешников А.В . Движение исторической реконструкции – от хобби к бизнесу. Эссе по экономической антропологии // Неприкосновенный запас. 2018. № 117. С. 187–201; Поляков С.И . Мастер исторической реконструкции на сцене и в жизни // Этнографическое обозрение. 2017. № 4. С. 176–189. .