Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Фатальная неспособность габсбургской Испании совершить жизненно важную трансформацию не должна, однако, скрывать масштабов ее достижений в дни величия. Да, ее неудачи были огромны, но столь же огромны были и ее победы. На протяжении почти двух столетий Испания демонстрировала удивительный творческий подъем, результатом которого стал бесценный вклад в общую копилку европейской цивилизации. В середине XVII века кастильская культура и ее обычаи оказывали большое и плодотворное влияние на Европу, сохранявшееся за счет престижа империи, нынешняя несостоятельность которой только начинала становиться очевидной для внешнего мира.

Очень легко считать чем-то само собой разумеющимся то, что являлось, возможно, самым замечательным из всех испанских достижений, – способность держать под контролем огромные площади разбросанных далеко друг от друга территорий в то время, когда методы управления едва вышли за пределы ведения домашнего хозяйства и на первый взгляд казалось, что имеющиеся средства связи делают управление на больших расстояниях невозможным. И если со временем провалы испанской системы управления стали посмешищем для всего мира, то не следует забывать, что ни одно другое государство XVI и XVII веков не сталкивалось с административными проблемами такой сложности. И лишь очень немногим из них удавалось долгое время сохранять такой высокий уровень общественного порядка в эпоху, когда восстания повсеместно вспыхивали с такой частотой.

Солдаты, знатоки права и администраторы, которые сделали эти достижения возможными, имели все недостатки, обычно свойственные завоевателям. Но лучшие из них исполняли свои обязанности с той преданностью делу, которая рождается из безоговорочного признания превосходства своего общества и абсолютной правоты своей цели. И в XVI веке такая уверенность вовсе не казалась чем-то неуместным. Немногим нациям довелось испытать столь впечатляющие триумфы, как Испании Католических королей и Карла V, поэтому кастильцам можно простить, что они считали себя отмеченными особой милостью Господа, избравшего их для достижения Его целей.

Именно эта особая уверенность в себе придавала кастильской цивилизации XVI века присущие ей качества, и именно внезапная утрата этой уверенности придала особое мучительное ощущение горечи, характерное для кастильской цивилизации XVII века. Кастилец XVI века стоял лицом к лицу с невероятными вызовами и отвечал на них с такой непринужденной простотой, которая в ретроспективе кажется поистине поразительной. Он должен был открыть, освоить и управлять новым миром. Он должен был создавать новые методы картографии и навигации – работа, которая была сделана такими людьми, как изобретатель сферических карт Алонсо де Санта-Крус и Фелипе Гильен, в 1525 году усовершенствовавший компас. Он должен был изучать естественную историю вновь открытого Американского континента – достижение Бартоломе де Саагуна и таких ботаников, как Франсиско Эрнандес и Хосе де Акоста. Он должен был усовершенствовать примитивные технологии добычи полезных ископаемых и металлургии и, подобно Педро де Эскивелю, разрабатывать новые методы геодезии. И еще он должен был решать новые проблемы политической и социальной организации и отвечать на новые вопросы, связанные с управлением нецивилизованными языческими народами.

Эта работа, проделанная испанскими теологами XVI века и, в частности, великой саламанкской школой, возглавляемой доминиканцем Франсиско де Виториа, иллюстрирует одну из самых поразительных черт Кастилии Карла V и Филиппа II – постоянную и плодотворную связь между теорией и практикой, между человеком дела и человеком знания, обеспечивавшую интеллектуалов мощным стимулом формулировать свои теории точно и ясно и направлять свое внимание на проблемы, не терпящие отлагательства. Таким образом, врожденная тенденция кастильского менталитета заниматься чем-то конкретным и практическим получила подкрепление, благодаря тому что кастильское общество требовало от ученого и теолога вносить свой вклад в то, что считалось центром приложения коллективных усилий. Но в то же время необходимость отвечать требованиям общества не принуждала ученых – по крайней мере, лучших из них – жертвовать независимостью своих суждений и их интеллектуальной целостностью. Есть что-то глубоко волнующее в характерной прямоте и независимости иезуита Хуана де Мариана (1535–1624), продолжавшего бороться за конституционализм в Кастилии, где конституционализм стремительно умирал, и в его стойком отказе принимать что-либо на веру. «Nos adoramos quod scimus» («Мы любим то, что знаем». – Пер. ), – писал он архиепископу Гранады в 1597 году, когда находка в Гранаде неких таинственных книг убедила многих легковерных современников в том, что они нашли неопровержимые доказательства доктрины непорочного зачатия и посещения Испании святым Иаковом. Трудно найти лучший девиз для ученых испанского Ренессанса.