Ирина Левинская - Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue

Разведшись с первой женой, отец вступил в брак со своей двоюродной сестрой, которая была на 18 лет моложе его и позже стала моей матерью. Но раньше меня родились две девочки: жаждаемого кадиша пришлось ждать. Мое рождение было таким образом долгожданным событием, и я с самого рождения стал любимцем. Воспитание было, конечно, предопределено: еврейский хедер. Но дорожа моим здоровьем, отец отдал меня в хедер сравнительно поздно – на пятом году жизни или даже в начале шестого. Я успешно проделал все то, что в то время полагалось еврейскому мальчику: произнес речь и вообще делал быстрые успехи в учении, чему счастливый отец не мог нарадоваться» 53.

Дед Бикермана был вынужден вывезти семью из местечка Окны из-за невозможности ее прокормить в немецкий поселок Старые Кушары, где он занялся водочным промыслом. Иосифа же Бикермана отправили в местечко Яновка, где жил его дядя, поскольку в поселке не было еврейской школы. Иосиф делал блестящие успехи в изучении Талмуда, и было решено отдать его в ешибот в Кишиневе. Для поступления нужно было сдать экзамен по Талмуду, который Иосиф выдержал с блеском. Вот как он рассказывает об экзамене: «Я уже несколько месяцев не посещал школы и хромал в чтении талмудического текста, который там читали, как Бог на душу меламеда положит. Но преподаватель Талмуда формальным изъянам не придает значения: испытывается ум кандидата, его сообразительность. Мне шел тогда девятый год, а предложили мне на экзамене отрывок из трактата о венчании, глава вторая.

Мишна, т. е. более древняя часть Талмуда 54, изложение коей приближается по форме к тексту законов, сопровождается, как всегда в Талмуде, во много раз более пространными контроверзами (Гемара) по поводу сказанного в Мишне. Мы с экзаменатором сидели на соседних стульях и имели перед собой один экземпляр. Экзаменатор тщательно закрыл руками текст гемары, так что я мог читать только Мишну, которая начиналась следующим образом: человек может либо сам обвенчать себе жену или через поверенного, буквально – посланного. После чтения текста экзаменующий спросил меня: какой вопрос можно тут задать? Ответ: что можно обвенчаться через поверенного, – это нужно определенно сказать, но что человек может обвенчать себе жену, – это само собой понятно: это, следовательно, в Мишне лишнее. Как раз этим замечанием начинается разбор Мишны в Гемаре. Я таким образом попал в самую мишень и за этот подвиг был принят сразу в четвертый класс» 55.

Успехи Иосифа в ешиботе были столь велики, что из четвертого его перевели в шестой, а из шестого сразу в восьмой класс (всего в ешиботе было десять классов). В восьмом классе Иосифу не повезло с преподавателем, и по окончании семестра он решил больше туда не возвращаться и продолжить учение самостоятельно. Семья переехала в Бендеры, где был куплен недостроенный домик на окраине. Все деньги были потрачены, и, чтобы семья не умерла с голоду, уже немолодому деду пришлось заняться поденной работой на мельнице. Несмотря на нищенское существование, никому не приходило в голову отправить на работу Иосифа: он был предназначен для высокой задачи – изучения Торы и Талмуда. Тем не менее через некоторое время стало очевидно, что семья не выживет, если Иосиф не будет зарабатывать, и ему, как он сам пишет, «пришлось спуститься с подоблачных высот в земную юдоль» и заняться продажей зельтерской воды на базаре. Однако он не оставлял занятий Талмудом и посвящал им все свое свободное время.

В 15 лет Иосиф переезжает в Кишинев. И здесь происходит важное изменение в круге его интересов и занятий. «Важнейшим в моей жизни было в ту пору то, что тяготение к учению, бывшее раньше неопределенным по объекту с наклоном к еврейской образованности, единственной мне знакомой по опыту, переместилось теперь в сторону общеевропейской образованности. Это перемещение не было результатом принятого решения, а само собой произошло: расширился кругозор, изменился вкус… Ближайшая задача состояла в том, чтобы овладеть русским языком, и я принялся усердно читать русские книги и изучать русскую грамматику; этому я теперь отдавал всякий свободный час. Но так как меня, кроме учебы, тянуло наслаждаться уже завоеванными людьми знаниями, то я положил себе пятничные вечерние часы отдавать чтению на древне-еврейском языке – я читал тогда историю, кажется, Шульмана, – а остальное свободное время на одоление русской грамоты, и я этого решения строго придерживался… Так как свободных часов у меня было очень мало, то я, торопясь одолеть грамоту, вставал с постели, как только в доме воцарялся сон, зажигал лампу и принимался за учебу» 56.