Изучение групп городских и сельских «лишенцев» позволяет сделать вывод о том, что лишение избирательных прав было направлено на реализацию одной цели – способствовать разрушению как традиционных, так и «буржуазных» слоев общества, доставшихся большевикам в «наследство» от дореволюционного времени (мелкие хозяева города и деревни, предприниматели, торговцы, священнослужители и проч.). Однако процесс этот протекал в городской и сельской местности по-разному.
В городах ситуация не носила столь катастрофического характера, поскольку население было более мобильным и за предыдущее нестабильное десятилетие привыкло к перемене занятий. Для большинства горожан лишение избирательных прав стало сигналом к смене занятий и переходу из частного в государственный сектор. Кроме того, сибирские краевые власти, что уже было отмечено, проявляли заинтересованность в восстановлении в правах значительной части городских «лишенцев».
В 1930-е гг. в результате применения и комбинирования разных мер (лишение избирательных прав в сочетании с экономическим и административным нажимом) большевикам удалось достигнуть своей цели – прекратили свое существование традиционные и частично «новые» городские слои, не вписывавшиеся в новое советское индустриализированное общество. В городе это произошло менее болезненно и с меньшими последствиями, чем в сельской местности. Последующие репрессии этого периода в городе коснулись в первую очередь «бывших», священнослужителей и крупных предпринимателей, в то время как основная масса «лишенцев» ограничилась переменой занятий.
Применение дискриминационной меры в отношении сельских жителей было связано с более сложными и драматически складывавшимися процессами. Во второй половине 1920-х гг. лишение избирательных прав в деревне являлось мерой социально-экономического давления на верхи крестьянства и имело целью дискредитировать в глазах односельчан наиболее уважаемых крестьян – «кулаков». В разработанном государством сценарии драмы под названием «уничтожение единоличного крестьянского хозяйства» лишение избирательных прав послужило прологом последующих репрессий. Практически для всех деревенских «лишенцев» оно было связано с конфискацией имущества, отправкой на спецпоселение, отбыванием наказания в тюрьмах и т. д. К восстановлению в правах сельских «лишенцев» избирательные комиссии подходили более сурово, чем городские. Причина такой жесткости государства по отношению к сельским «лишенцам» связана с нежеланием, а отчасти и невозможностью массы крестьян менять традиционный уклад жизни, род деятельности и работать в государственном (кооперативном) секторе. Несмотря на сокращение своих хозяйств, крестьяне стремились оставаться мелкими собственниками, что противоречило целям большевистского государства. Поэтому власти не смущало то, что часто по надуманным обвинениям и фальсифицированным документам гражданских прав лишались в основном типичные середняки. Сутью лишения избирательных прав была борьба отнюдь не с «эксплуататорами», а с традиционными слоями общества.
Создание советским политическим режимом такого явления, как «лишенчество», имело самые серьезные последствия для общества в целом. Лишение избирательных прав наносило удар по наиболее независимым от государства и деятельным в 1920-е гг. слоям населения, могущим стать социальной основой гражданского общества. Ущемляя в правах «бывших», власти не давали им возможности адаптироваться в новых условиях. И самое важное и долговременное последствие «лишенчества» состояло в проникновении разрушительных процессов в институт семьи. Удар по семейным устоям пришелся как раз на те слои общества, в которых до и даже после революции семейные отношения оставались еще сравнительно прочными. Дети «лишенцев» оказались поставлены в условия жестокого выбора: либо остаться в семье, либо порвать с ней. В судьбах детей городских и сельских «лишенцев» отразился весь драматизм этого выбора. Власти удалось разъединить поколения и нарушить прочность семейных отношений.
Новосибирские «лишенцы» ни в целом, ни в пределах своих категорий не являлись консолидированной общностью (социальной, психологической). Напротив, не без усилий власти, они были атомизированы, разобщены, не имели координации и самоорганизации. В группе апеллировавших не отмечены случаи совместных протестов, поддержки других, выдвижения общих требований и т. д. Подозрительное отношение полноправных граждан, своего рода «общественный контроль», не давал «лишенцам» возможности самоорганизоваться, не вызывая дополнительных подозрений у власти.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу