В проекте постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б), представленном за подписью Берии, трудпоселенцев предлагалось разделить на три категории: а) имевшие право на выезд из трудпоселков (дети трудпоселенцев и лица, вступившие в брак с нетрудпоселенцами); б) не имевшие права выезда (взрослые трудпоселенцы); в) осужденные на различные сроки и направленные в 1933 г. в трудпоселки для отбытия наказания лица, которые подлежали освобождению из трудпоселков. В преамбуле проекта, подготовленного НКВД, это было сформулировано предельно ясно: «Трудпоселенцы (бывшие кулаки, высланные из районов сплошной коллективизации) и их семьи в соответствии с постановлением ЦИК СССР от 25.1.1935 г. закрепляются на жительство в районах их вселения без права выезда из этих районов, за исключением детей трудпоселенцев, подпадающих под действие постановления СНК СССР от 22.10.1938 г. и вступивших в брак с нетрудпоселенцами» [1105].
Данный проект так и не был утвержден, несмотря на многочисленные согласования в 1939–1940 гг. Вначале все шло в обычном порядке: проект НКВД отправили на согласование в Прокуратуру СССР, Наркомюст, Наркомзем, после чего с ним ознакомились заместители В.М. Молотова Н.А. Булганин, Н.А. Вознесенский, А.Я. Вышинский. Последнему было поручено внести в текст необходимые замечания и изменения и отправить в НКВД для окончательной доработки. Прошедший серьезную правовую переработку в аппарате СНК СССР проект начал терять свою привлекательность в глазах руководства НКВД. Специалисты из сектора судебно-административных учреждений Управления делами СНК изъяли из преамбулы абзац об оставлении взрослых трудпоселенцев-«кулаков» на бессрочное проживание в местах поселений. Взамен появился весьма либеральный пункт, дающий трудпоселенцам право на выезд по отбытии пятилетнего срока в трудпоселках. Далее руководство НКВД фактически «замотало» проект. Весь 1940 и начало 1941 г. шла вялая переписка между Управлением делами СНК СССР и НКВД. В августе 1940 г. на докладной записке работников аппарата СНК о том, что вопрос о правовом положении трудпоселенцев НКВД предлагает «временно с обсуждения снять», Вышинский начертал раздраженную резолюцию: «Почему снять? Дело надо довести до конца» [1106]. Однако НКВД оказался сильнее, и дело было сдано в архив Управления делами СНК с красноречивой пометкой: «10.III.41 г. т. Чернышев подтвердил неактуальность этого вопроса и просит проект с обсуждения снять» [1107].
Такова судьба несостоявшегося постановления, которое было способно несколько изменить всю конфигурацию сталинского карательного механизма. Впрочем, следует отметить, что ситуации весны 1939 г. и весны 1941 г. разительно различались: если в начале 1939 г. еще можно было прогнозировать медленное и поэтапное «расконсервирование» сети трудпоселений, то в конце года ввиду массовых этнических и социальных депортаций с вновь присоединяемых к СССР территорий началась стремительная эскалация именно этого сектора карательной системы. В таких условиях даже частичное реформирование сети трудпоселений для «кулаков», когда именно вокруг нее шло формирование массива этнической «спецссылки», было нежелательным для сталинского руководства.
Выше рассматривалась эволюция разработки и применения законодательных и нормативных актов, призванных регулировать «правовое» положение спецпереселенцев. Однако карательная система работала на противопоставлении поощрения наказанию. С этой целью постоянно эволюционировала и становилась все более усложненной процедура административных и судебных наказаний спецпереселенцев. Последняя развивалась исключительно в форме принятия различного рода инструкций, циркуляров, приказов и других ведомственных нормативных документов, исходивших от карательных органов. Уже в первых инструкциях по управлению спецпоселками (весна – лето 1930 г.) указывалось на необходимость применения санкций к спецпереселенцам, нарушившим правопорядок в спецпоселках, самовольно отлучившимся или ушедшим с работы, а также бежавшим из мест поселения и т. д. При этом комендант поселка должен был опираться на положения уголовного или административного кодексов. За самовольную отлучку или уход с работы наказывали в соответствии с разработанной шкалой санкций (от административных до судебных). Утвержденная 2 августа 1930 г. Сибирской краевой комиссией «по расселению и устройству кулаков» инструкция за неявку или отлучку с работ предусматривала сначала предупреждение и занесение проступка в личное дело спецпереселенца, затем зачисление в штрафные команды (по типу лагерной практики) на срок до десяти суток «с назначением на более тяжелые общественные работы, с усилением конвоя, обязательным отчислением 25 % заработка вне зависимости от его размеров, увеличением рабочего дня с 8 до 10 часов». В случае «систематических уходов с работы» виновные могли быть подвергнуты уголовному преследованию: «…после вынесения судебного решения все осужденные снимаются с работ и направляются этапным порядком на дальний север…» [1108]В случае совершения «расселенцами побега и задержания их за пределами комендатуры» против бежавших возбуждалось уголовное преследование по 1-й части ст. 82 УК РСФСР, каравшей за побег из мест поселения или ссылки лишением свободы на срок до трех лет. Дела направлялись на рассмотрение «троек» ПП ОГПУ, т. е. квазисудебных органов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу