Лев Вершинин: Дорога без конца (без иллюстраций)

Провал Махфуза турок огорчил, но не обескуражил. В конце концов, это был только первый блин. Кое-что уточнив, «простые купцы и обычные проповедники» повели работу шире и глубже. Всего за два года мелкие султанаты перестали существовать, влившись в состав Адале. В самом же Адале сменилось пять султанов, после чего столица была перенесена в Харэр, считавшейся «самым священным городом всех песков мира», а на престоле оказался годовалый младенец, а регентом стал некий Ахмед ибн Ибрахим по прозвищу Грань (Левша). О человеке этом, вскоре вывернувшем мир наизнанку, сохранилось много легенд, но совершенно точно известно, что он начал свой путь простым воином, а выдвинулся, проявив такие мужество и смекалку, что сам эмир эмиров Махфуз счел возможным отдать ему в жены свою дочь, согласно хроникам, девушку хотя и совсем молоденькую, но уникально красивую, разумную и очень волевую. Судя по тем же хроникам, влияние ее на мужа было абсолютно, и именно она, стремясь отомстить за гибель отца, внушила супругу идею джихада до победного конца и полного сокрушения «Империи Зла». Как бы то ни было, придя к власти, Грань, до того особым фанатизмом не страдавший, окружил себя «простыми и обычными» и, для начала совершив ряд походов в пустыню, где разъясняя «погрязшим в грехе» кланы, что Аллаха надо уважать безоговорочно, а затем принял титул «имама правоверных» и начал готовить армию, обучая ее с помощью все тех же «обычных и простых». Слегка встревоженный такой активностью, император направил войска на Харэр, повелев удавить смуту в зародыше, но поход не очень удался, а следующая, в 1527-м, попытка добиться успеха уже большими силами вообще провалилась: в шестидневном сражении войска Граня, получившего после этого прозвище «аль-Гази» (победитель), разбили силы правопорядка так качественно, что уйти восвояси удалось едва ли половине, а имам, ворвавшись на плечах отступающего врага в пределы Эфиопии, разграбил пограничье, взяв огромную добычу. Однако идти дальше не стал, отведя свои отряды обратно в Харэр, где тотчас по возвращении зачитал в мечети старый, еще Махфузом полученный фирман султана, а затем повелел грабить имперские караваны. Вся прибыль шла в турецкую Зейлу, на закупки оружия для «Хезбе аль-Алла» - Божьего Войска. Параллельно гонцы повезли племенам пустыни, Харэру неподвластным, призыв вспомнить о заветах Пророка и готовиться к «священной войне». Красивые слова подкреплялись дарами, благо, что дарить после рейда в Империю было. И это убеждало. На клич имама в Харэр двинулись кочевники из Сомали, из пустыни Данакиль и с побережья Красного моря, надеявшиеся завоевать плодородные, богатые водой земли Империи. Шли и добровольцы из более отдаленных краев, вплоть до побережья Великих Озер. Осенью 1528 года Ахмед ибн Ибрагим, дождавшись прибытия из турецкой Зейлы пяти мушкетов, дал, наконец, знак начать поход,- и мусульманская рать тремя колоннами вошла в пределы Империи. Целью похода был определен Бадуки, «равнинная столица» Империи, где находились летняя резиденция царя царей и древняя, очень почитаемая церковь Матери Божьей.

Известия о вторжении достигли дворца царя царей очень быстро. Едва ли император был встревожен. Напротив, обострение ситуации на границе ему, как ни странно, было очень на руку.За годы, прошедшие со дня смерти старой Елены, умело строившей систему сдержек и противовесов, баланс сил в империи нарушился. Церковные иерархи, играя на «предосудительном» образе жизни монарха, вновь, как в былые времена, стремились встать вровень со светской властью, их поддерживали негусы южных провинций, видя в этом реальную возможность ослабить хватку столичной бюрократии, в условиях долгого покоя разболталось и «дворянство» северо-востока, прямые вассалы короны. Это еще не означало кризиса, но чтобы разрулить множество мелких проблем, необходимы были такт, терпение и умение лавировать, которых у царя царей от природы не было. Большая война позволяла решить все сложности разом. В связи с чем, император без малейшего промедления (что вообще-то было ему не свойственно) разослав вассалам близлежащих провинций повеление о всеобщем сборе, отправился на юг, встречать войска. Отрядам, подходящим к Бадуки с севера, был дан приказ тревожить противника мелкими стычкам, но генерального сражения не принимать, хотя бы и ценой сожжения города. Царь царей намеревался ударить только раз, но наверняка. Однако, вскоре, когда стало ясно, что «Хизб аль-Алла» уже близко, среди командиров начались споры. Застоявшиеся без дела вояки желали проявить себя. Достойно ли, спрашивали он друг друга, пусть и подчиняясь приказу, пожертвовать священной древней церковью и прекрасным императорским дворцом, не говоря уж о простолюдинах, которых, если Грань возьмет город, ждут гибель и плен? – и сами же отвечали: «Нет!». В пользу идеи не ждать, а драться, говорили и донесения разведки: по заслуживающим доверия (и, кстати, соответствовавшим истине) данным, в войсках имама было не более 7500 копий и сабель, в основном, плохо обученная пехота. Эфиопов же у Бадуки собралось раза в полтора больше, причем все - профессиональные воины, да еще военные поселенцы-майя, отменные лучники, чьих отравленных стрел кочевники всегда боялись. В конце концов, посовещавшись, пришли к выводу, что поражение невозможно, а победителей царь царей не осудит и, выйдя навстречу противнику, преградили ему путь у переправы через реку Сэмермэ. Бой вышел серьезный, на несколько дней. Минимум дважды, по данным арабских летописей, имам оказывался перед лицом полного поражения: тщательно собранная и обученная им армия не выдерживала ударов регулярного войска, а отравленные стрелы майя усугубляли панику; был даже момент, когда – на третий день сражения, - около имама осталось менее сорока бойцов, еще сохранявших присутствие дух. Однако именно в этот, решающий момент, эфиопы, видя полный разгром мусульман, сломали строй и беспорядочной толпой бросились в погоню, а имам Ахмед лично возглавил горстку верных, рубя и топча отступающих. Оказавшись меж двух огней, и воодушевленные видом знамени с арабской вязью, бегущие развернулись и ударили по уже не ожидающим отпора эфиопам. В итоге, уже очевидная победа обернулась ничьей, для эфиопов, учитывая, с кем они имели дело, равнозначной поражению. Скорее всего, имам мог бы войти и в Бадуки, однако решил подождать. Победа или нет, но, во всяком случае, хоть какой-то - вопреки всякой логике, - успех, неопытным пустынникам, до сих пор умевших разве что грабить, показалась чудом. Рисковать их верой в себя, подставляясь под удар уже подходящей к городу армии императора, было глупо. Так что, вместо преследования отступающих, имам велел «Хезб аль-Алла» отступить и занять удобные позиции в двух днях пути от поля боя, а Лебнэ-Дэнгэль, выслушав доклад смущенных ослушников, сказал им много ласковых слов, но простил непослушание. В конце концов, как ни крути, Бадуки был спасен. Теперь предстояло решить вопрос с Гранем раз и навсегда.