Банеш Хофман - Альберт Эйнштейн. ТВОРЕЦ И БУНТАРЬ.

Эта покупка истощила денежные накопления семьи, но казалась хорошим помещением средств. Пресловутое пренебрежение Эйнштейна к одежде и хорошим манерам больше подходило к идиллии деревенской жизни, чем к пребыванию в академических кругах в Берлине. Семья Эйнштейна любила проводить лето в Капуте, наслаждаясь своим домом на берегу реки.　

Зиму 1930/31 г., как и следующую зиму, они провели в Соединенных Штатах. Там Эйнштейн в качестве приглашенного профессора читал лекции в Калифорнийском технологическом институте в Пасадене. Пригласил его туда Милликен, ставший директором этого института. Каждую весну Эйнштейн возвращался к своим обязанностям в Берлине, а каждое лето искал уединения в Капуте. Между тем осенью 1929 г. Нью-Йоркскую биржу охватила паника. Это было началом мирового экономического кризиса, страшного и продолжительного. Люди теряли работу; молодежь не могла найти ее. Повсюду только страдания, невзгоды и отчаяние, особенно в Германии, где сложилась прекрасная почва для расцвета демагогии. Богатые немецкие промышленники из страха перед революцией оказали серьезную финансовую поддержку нацистам. Они рассчитывали, что это движение не выйдет из-под их контроля, но они ошиблись. Примерно в это же время в Америке два филантропа — Луис Бамбергер и его сестра миссис Фульд — выделили крупную сумму Абрааму Флекснеру — деятелю просвещения, — с тем чтобы он реализовал свою мечту об основании Института высших исследований. Предполагалось, что под крышей этого Института соберутся выдающиеся ученые, чей труд будет прекрасно оплачиваться, формальных обязанностей у них не будет, так что они смогут полностью отдаться работе.　

Частично благодаря финансовой поддержке немецких промышленников нацисты быстро обретали силу. К январю 1933 г. Гитлер стал канцлером Германии, а 23 марта — полновластным диктатором. Свобода слова, свобода как таковая остались в Германии лишь в воспоминаниях. Вместо свободы теперь царствовал террор.　

Тем временем Эйнштейн весной 1932 г., как и раньше, отправился в Оксфорд. Туда приехал и Флекснер (они уже встречались однажды в Пасадене), чтобы обсудить будущее Института высших исследований. Однако на сей раз на ум Флекснеру пришла дерзкая мысль: не удастся ли склонить Эйнштейна к работе в Институте? Он отважился затронуть этот вопрос в разговоре с Эйнштейном. В 1927 г. Эйнштейн отклонил весьма привлекательное предложение Веблена занять место профессора Принстонского университета. При этом он ссылался на то, что слишком стар, чтобы пускать корни на новой почве. Но теперь, предвидя, какое будущее ожидает Германию, Эйнштейн был склонен принять предложение Флекснера, хотя ему и не хотелось покидать своих немецких коллег.　

Тем же летом Флекснер приехал в Капут для продолжения переговоров с Эйнштейном. Ему не терпелось довести дело до конца, ведь Эйнштейн был бы самой яркой звездой в Институте. Флекснер предложил Эйнштейну самому назвать сумму, которую тот пожелал бы получать в качестве зарплаты. Через несколько дней Эйнштейн назвал ему ту сумму, которую он считал разумной и которая, по его мнению, соответствовала его потребностям и славе. Флекснер был просто обескуражен. По американским стандартам она была мизерной. Он никак не мог предложить ее выдающимся американским ученым, которых собирался пригласить на работу. Кроме того, Флекснер не мог допустить и мысли о том, что другие ученые будут получать больше, чем Эйнштейн. Правда, сам Эйнштейн едва ли придал бы этому какое-нибудь значение. Когда Флекснер объяснил все Эйнштейну, тот нехотя согласился принять предложенную им сумму (значительно превышающую первоначально названную) и предоставил обсудить детали своей жене Эльзе, сведущей в таких делах. Договорились, что Эйнштейн будет проводить часть года в Институте, а остальную часть — в Германии, но не сразу, ибо Эйнштейн уже дал согласие в третий раз приехать зимой читать лекции в Пасадене. Когда на этот раз он запросил визу, небольшая группа американских «патриоток» выступила с шумным протестом по поводу его приезда в Соединенные Штаты на том основании, что он в душе коммунист. Эйнштейн едко парировал: «Никогда еще я не получал от прекрасного пола такого энергичного отказа, а если и получал, то не от стольких сразу.　

Но разве они не правы, эти бдительные гражданки: разве можно открывать дверь человеку, который пожирает капиталистов с таким аппетитом, с каким греческий Минотавр пожирал в свое время прелестных греческих девушек, и который, сверх того, настолько низок, что отвергает всякого рода войну, кроме неизбежной войны с собственной женой. Поэтому обратите внимание на ваших умных и патриотических жен и вспомните, что столица могущественного Рима была однажды спасена гоготанием ее преданных гусей».