Джон Робертс - Мировая история

Банкиров, выдававших дешевые кредиты под низкую норму доходности, такой поворот очень расстроил. Главная беда заключалась в том, что подавляющее большинство банкиров прямо или косвенно соблазнились так называемой субстандартной ипотекой, то есть выдавали кредиты, которые заемщик мог вернуть исключительно при самых благоприятных для себя обстоятельствах. Сочетание чрезмерного риска, взятого на себя заемщиками и банкирами в равной степени в первом десятилетии XXI века, послужило источником финансового кризиса масштаба, невиданного на протяжении жизни практически трех поколений американцев. В сентябре 2008 года обанкротился четвертый по величине американский инвестиционный банк «Леман бразерс», задолжавший клиентам 750 миллиардов долларов США. Даже притом, что активов этого банка вполне хватало для покрытия главной части долга, его крах вызвал цепную реакцию на финансовых рынках, из-за которой стоимость акций на одном американском индексе за год и пять месяцев должна была упасть более чем на 50 процентов.

Президенту Обаме, приведенному к присяге в январе 2009 года, пришлось отложить на потом все свои остальные приоритетные дела, чтобы заняться финансовым кризисом, угрожавшим мировой депрессией. Сочетанием федеральных финансовых стимулов, то есть главным образом печатания денег и целевого планирования государственных расходов, удалось для начала предотвратить худшее с точки зрения непосредственных последствий для промышленности и общества. Правительства Соединенных Штатов и остальных стран также принудили владельцев слабых банков к рекапитализации своих предприятий (фактически либо к их скупке государством, либо к приобретению другими банками). Но общественное доверие к финансовому рынку подверглось мощной раскачке, а кредит стали выдавать с большим скрипом. Финансовый кризис, подпитываемый потребительской нерешительностью и непредсказуемостью фондового рынка, продолжал преподносить новые сюрпризы. Уже в 2011 году безработица в Северной Америке и Европе остановилась на весьма высоком уровне: в Испании она оценивалась в 20 %; в Ирландии – в 15 % и в 9 % в Соединенных Штатах. До уровней Великой депрессии было еще далеко, но они считались признаками рецессии невероятной продолжительности и глубины.

В народе возникли сомнения, а не считать ли все это еще и признаком более глубоких изменений, таких как появление структурных слабостей в капиталистической системе, или глобального перемещения богатства и мощи с Запада на Восток? Никто не сомневался разве что в отсутствии необходимого государственного регулирования и чрезмерном увлечении рискованными сделками, ставших причиной провала громадной глубины, который народ не сможет просто так воспринять как игру всесильного рока. В Европе политические последствия выглядели ужасными: из-за громадной государственной задолженности пали правительства от Ирландии до Греции, и на протяжении некоторого времени сомнению подвергалось само существование зоны евро. Британское лейбористское правительство в 2010 году сменила шаткая коалиция консерваторов с либеральными демократами, объявивших самую масштабную со времен Второй мировой войны государственную программу жесткой экономии. Но если народ винил во всех грехах власти, банкиров он винил еще больше. Причинами финансового тупика он видел откровенные спекуляции, а также безответственность уполномоченных лиц. Мало кому пришло на ум задаться вполне логичным вопросом: на самом ли деле сложности международных финансов к настоящему времени настолько велики, что никто до сих пор не смог понять эту систему в целом? В конце-то концов, человеческий рассудок развивался ради весьма разнообразных применений, а не только с целью следования торговым алгоритмам на фондовом рынке (тут смутился бы даже сам великий арабский математик аль-Хорезми).

Те, кто верил, будто этот кризис служил неким признаком устойчивой тенденции, ведущей к повышению важности Азии в человеческих отношениях, получили повод повеселиться. Китай вроде бы преодолевал кризис с намного меньшими издержками по сравнению с Западом, а мощнейшее японское землетрясение и цунами 2011 года (из-за которых погибло как минимум 16 тысяч человек) сильнее сказались на экономике восточноазиатских стран, чем кризис, поразивший практически всю остальную часть планеты. На Западе считали, что весь североатлантический мир жил не по средствам; экономика его стран все больше утрачивала конкурентоспособность перед государствами Азии, и теперь им нечем было рассчитываться по чрезмерным долгам в полном смысле этого слова. Но при всей справедливости описания такой перспективы представляется слишком примитивным подход к установлению истинных причин и реальных последствий кризиса 2008 года. Факт состоит в том, что мир приобрел повышенную взаимозависимость производителей и потребителей, творцов инструментов и идей и тех, кому они предназначаются, чтобы кризис в одном уголке планеты прошел не замеченным во всем мире. Азия может демонстрировать головокружительные темпы прогресса, но теперь ее судьба будет в большой степени зависеть от всего того, что происходит буквально повсюду.