Главный удар Грота был направлен не против тех националистических тенденций, которые нашли свое выражение в теории Мюллера. Классовое чутье крупного буржуа подсказало английскому историку, где таится главная опасность мюллеровской концепции. Проецируя спартанский «космос» с лежащими в его основе принципами уравнительности в отдаленное доисторическое прошлое Греции, Мюллер, может быть, сам того не желая, наводил своих читателей на мысль, что таково и было первоначальное состояние человечества. Под угрозой оказалась извечность и незыблемость принципа частной собственности. Поэтому, подчеркивая уникальность спартанской государственной организации, ее непохожесть на другие греческие конституции, Грот в то же время основное свое внимание сосредотачивает на развенчании легенды о спартанском «коммунизме». Он допускает, что предание, сохраненное Ксенофонтом и Плутархом, имеет своей исторической основой чисто внешнее равенство в образе жизни спартиатов (одежде, пище и т. д.), что по мнению Грота, вполне соответствует казарменному режиму, существовавшему в Спарте [31] G. Grote. Ук. соч., стр. 416.
. В остальном рассказ Плутарха представляет собой простой вымысел. Прежде всего это относится к знаменитому Ликургову переделу земли. Эта часть предания, по мнению Грота, есть ни что иное, как опрокинутый в прошлое проект аграрной реформы Агиса IV. Одновременно Грот очень тщательно подобрал свидетельства источников, на основании которых можно заключить, что в Спарте существовали большие богатства и господствующим было имущественное неравенство граждан [32] Там же, стр. 393 слл.
.
Полемика, начатая Гротом, продолжалась и во второй половине XIX в. и приобрела в это время еще большую остроту в связи с развитием сравнительно-исторического метода и появлением так называемой «общинной» теории. Экономисты и историки права, выдвинувшие эту теорию, нередко иллюстрировали свои положения о первобытном «коммунизме» ссылками на спартанскую систему землепользования, а также на спартанские и критские сисситии [33] См., например, P. Viollet. La charactère collectif des premières propriétés immobilières. «Bibliothèque de l'école des chartes», 1872, XXXIII, стр. 470 сл.; Ε. Laveleye. De la propriété et des ses formes primitives. P., 1891, стр. 375 сл. Особняком в литературе этого периода стоит точка зрения Бахофена, который видел в сисситиях закономерное порождение эпохи «гинекократии» (J. J. Bachofen. Das Mutterrecht. Basel, 1897, стр. 81).
. В том же духе высказывались и некоторые античники, занимавшиеся в этот период историей Спарты. Так, немецкий историк К. Трибер [34] С. Trieber. Forschungen zur spartanischen Verfassungsgeschichte. В., 1871, стр. 25 сл., 110. Из работ этого периода, посвященных специально сисситиям, можно назвать диссертацию А. Bielschowsky. De Spartanorum syssitiis. Breslau, 1869. Автор ограничивается рассмотрением ряда частных вопросов организации фидитиев, обходя стороной проблему происхождения института.
указывал, что происхождение сисситий можно объяснить только исходя из того, что некогда все имущество было общим. В спартанских фидитиях он видел лишь видоизменение (в военных целях) очень древнего общегреческого института. Противники этой гипотезы, развивающей в общем концепцию Мюллера [35] Трибер, правда, полемизирует с Мюллером, оспаривая исключительно дорийский характер спартанских учреждений и настаивая на том, что в древности институты того же рода были присущи всем грекам вообще (Ук. соч., стр. 105 слл.), хотя, как было показано выше, эта идея в зародышевой форме уже была выдвинута Мюллером.
, не заставили себя ждать. Крупнейший французский историк второй половины столетия Фюстель-де-Куланж в своей вышедшей в 1864 г. «Гражданской общине древнего мира» уделил несколько страниц вопросу о сисситиях [36] N. D. Fustel de Coulanges. La cite antique. P., 1866, стр. 195.
. Этот обычай он рассматривает в духе своей общей концепции о примате религии в эволюции отношений собственности. Коллективные обеды древних (в том числе и спартанские фидитии), по мнению Фюстель-де-Куланжа, не имели никакого иного значения, кроме чисто религиозного, представляя собой одну из форм коллективного богослужения.
Более подробно тот же вопрос разбирается в работе одного из последователей Фюстель-де-Куланжа, Жанне, посвященной специально общественному строю Спарты [37] С. Jannet. Les institutions sociales et le droit civil ä Sparte. P., 1880 (2-е изд.).
. Жанне вносит существенные коррективы в гипотезу Фюстель-де-Куланжа о происхождении сисситий. Признавая связь этого института с древнейшими формами греческой религиозной жизни, он в то же время указывает, что коллективные обеды приобретают свое нормативное значение лишь на определенной ступени развития общества, а именно при переходе от семейно-родовой организации к государству (узкие рамки семьи, по мнению Жанне, препятствуют развитию этого обычая) [38] Ук. соч., стр. 71.
. Типичной является в этом смысле эволюция спартанского государства. Ликург, не уничтожая старые гентильные организации, существовавшие в Спарте (филы и т. д.), лишил их, однако, прежнего политического значения, сделав основой армии и всего государства сисситии, уже не связанные с родом [39] Там же, стр. 35. У Жанне здесь наблюдается известная непоследовательность: с одной стороны, он вслед за Фюстель-де-Куланжем рассматривает сисситии как древний институт религиозного характера (Ук. соч., стр. 38), с другой, резко противопоставляет их роду.
. Поскольку гражданские права каждого спартиата зависели теперь от регулярности его взносов в фидитий, Спарта в результате реформы Ликурга превратилась, как полагает Жанне, в аристократию, покоящуюся на цензовом принципе, как и большинство архаических греческих полисов, а также ранняя республика в Риме (ближайшую параллель реформе Ликурга, по мнению Жанне, представляет собой Сервиева конституция) [40] Там же, стр. 24 сл., 36.
.
Читать дальше