Игорь Макаров - Выстрелы в Сараево [Кто начал большую войну?]

Этот факт остается загадочным, но этого недостаточно, чтобы причислить Верховского к масонству и включить его имя в список масонов 1917 года. Тем не менее об этом человеке необходимо сказать несколько слов.

Верховский в самом прямом смысле слова « из правительства». Половцев [168] причисляет его к «младотуркам» [169] , Верховский сам говорил в интимном кругу о масонстве (когда он объяснял нежелание ген. Алексеева [170] ехать в Англию и Францию тем, что Алексеев «боится тамошних масонов»). Все говорит за то, что он состоял в ложах, но в архивах Франции и США нет следа этого. Возможно, что он был радиирован именно за бегство из правительства, как некоторые из тех, которые в начале октября 1917 года искали возможности сепаратного мира [171].

Ю. Сербский: — Не исключаю, что АИВ мог по заданию Генштаба войти в тайную организацию и стать как бы псевдомасоном. Кстати, Пикуль в романе «Честь имею» довольно красочно описал эпизод, когда главный герой по разрешению из Петербурга вступает в Белграде в ложу и дает масонскую клятву. По Пикулю, «в нашем посольстве под руководством Гартвига крутились разные бесы и бесенята», а главный герой романа — по сути, Верховский — был послан в Белград тайно наблюдать за происходящим, в том числе за Артамоновым, и делал это так умело, что тот, доверяя ему, ничего не замечал… В Сербском дневнике есть намеки на схожие обстоятельства.

Заслуживает внимания, что и акад. Писарев, и проф. Виноградов нападали с критикой на этот роман. На днях я снова просмотрел «Честь имею» и укрепился во мнении, что Пикуль (как он писал в самом начале книги) действительно вполне мог встретиться с «миловидной дамой с удивительно живыми глазами» и та дала ему для ознакомления рукопись мемуаров видного офицера российского Генштаба. Пикуль заранее подготовил и заинтриговал читателя, что рукопись неполная и он «перекроил записки на свой лад». В тексте книги столько совпадений с Сербским дневником, что остается одно из двух: либо он действительно в 1964 году встречался в Ленинграде с сестрой Верховского и та ему многое поведала и даже показала дневник, либо Пикуль обладал каким-то сверхъестественным чутьем!..

Автор: — Но ведь надо учесть, что Валентин Саввич своим романом нанес удар ниже пояса нашей официальной историографии. Вот, например, как Артамонов представляет герою-рассказчику Малобабича:

Но прежде он свел меня с Раде Малобабичем, наборщиком белградской типографии, и я не сразу мог догадаться, почему Артамонов, блистательный генштабист, столь дружески доверителен с этим рабочим, а сам Раде держался с нашим атташе на равных, будто приятель. Артамонов сразу рассеял мои сомнения:

— Малобабич из числа людей Аписа, он информирован о всех наших делах в такой превосходной степени, о какой не смеют мечтать даже дипломаты в Петербурге. Вы можете смело довериться ему, ибо Малобабич — доверенное лицо для связи полковника Аписа с русским посольством…

Ну как после этого усомниться, что Верховский бежал из Белграда, испугавшись ареста Малобабича?.. Но не будем торопиться с выводами: Пикуль все же не слишком надежный консультант. Подловить его на «ляпах» нетрудно. Например, на том, что наборщиком белградской типографии был вовсе не Малобабич, а Неделько Чабринович, метнувший бомбу в автомобиль Франца Фердинанда. Чабринович! — а не Габринович, как его называет все тот же романист.

Автор: — В одном из писем вы высказали предположение о ведении капитаном переговоров относительно снабжения сербов оружием. Вот интересная ремарка на этот счет историка В. Вишнякова:

Спустя два дня после Сараевского покушения был дан ход соответствующему прошению сербского правительства, лежавшего «под сукном» с января 1914 года, и принято решение о выделении Сербии 120 тыс. трехлинейных винтовок и 120 млн. патронов к ним… Первая партия винтовок — 50 тыс. штук — прибыла в Сербию уже после начала военных действий, в начале августа 1914 года, а уже к 16 августа 1914 года в страну было переправлено 93 млн. патронов и 113 тыс. винтовок [172].

От себя замечу, что было поставлено еще и 50 тыс. полушубков, хотя царское правительство само не знало, во что одеть своих солдат.

Более пытливый историк мог бы задаться вопросом: почему неповоротливая бюрократическая машина, буксовавшая долгих полгода, вдруг молниеносно заработала сразу после Сараевского покушения? И уже через считанные часы было принято решение в удовлетворение сербских притязаний. Кто тогда ждал войну в Петербурге? Кто в нее верил?..