Игорь Макаров - Выстрелы в Сараево [Кто начал большую войну?]

Антонина пишет, что это роман о чести офицера. Но какое отношение имеет это понятие к заговорам, убийствам, масонским интригам и прочим подобным вещам? А ведь если верить романисту, то именно этим заодно с Аписом занимались Артамонов и имярек-повествователь, очень похожий на А. И. Верховского (об этом чуть позже); доказательством сему якобы 120 документальных источников. Ну тогда о чем спор: Пикуль уже все решил, русские офицеры были соучастниками Сараевского убийства!

Время от времени Артамонова балуют своим вниманием и другие беллетристы. Русский военный агент стал, например, героем романа Бруно Брема «Apis und Este» (1931). Роман открывает трилогию о мировой войне и конце Австро-Венгрии, отмеченную Национальной премией 1939 года.

В августе сорок четвертого Гитлер включил Брема в «Список талантливых от бога», благодаря чему тот был освобожден от военного призыва.

Однако фантазия Брема довольно статична и не идет ни в какое сравнение с пикулевской: его перу явно недостает куража и лихих атак на читательское воображение. Вот характерный отрывок из Брема ( перевод мой. — И. М .).

Спустя три месяца на квартире майора Танкосича Апис сидит с коренастым господином, который, несмотря на свой гражданский костюм, выглядит по-солдатски. Начало июня, окна открыты, издалека слышен уличный шум, из сада доносится аромат жасмина. Цивильно одетый коренастый господин поднимается и закрывает окно: «Так лучше. Осторожность не помешает».

— Ну-с, подполковник, что вы скажете насчет нашего старого решения — не тянуть любой ценой до 1917-го ? — спрашивает он, снова усаживаясь на диван.

Апис расшаркивается:

— Покорно, полковник, благодарю. Но пока не готово. Извольте подождать, когда будет готово, чтобы не настала война. Не поймите меня криво, я вовсе не думаю, что это может привести к войне, но вы прекрасно понимаете, что, будучи солдатом, я не могу ввязываться в драку без подстраховки. Если же мы получим время до 1917-го, то тем лучше. Внутренне я никогда не сомневался в России. Кто хоть однажды видел эту страну, тот навсегда поверит в ее силу.

Полковник Артамонов, русский военный атташе, предостерегающе взмахивает рукой:

— Но если уж браться, то надо сделать лучше, чем давно в Аграме (название Загреба в Австро-Венгрии… — И. М. ) . Если у вас не готово, то не беритесь [120].

Апис хватается за воротничок, его голова наливается кровью:

— Эти люди в Аграме, полковник, просто не могли удержаться. «Прихлопните в Сараево Франца Фердинанда, — хныкали парни, — тогда и мы уделаем в Аграме любимчика черно-желтых хорватов, тогда мы и возьмемся за Леопольда-Сальватора». Это та же история, что у нас в 1903-м. Тогда в Белграде собрались люди из Ниша, Пирота и еще неизвестно откуда, они жаждали исполнить над королем приговор нации, но это были все-таки офицеры, которых можно было держать в узде. Но в Аграме, в Сараеве, в Тузле и Мостаре мы работали со студентами, порой даже с гимназистами — и этих людей не так легко удержать на привязи. Да к тому же они не смогли выведать у себя в Аграме, что этот эрцгерцог отправится не в театр, а на вечеринку артиллеристов. О тамошних событиях я все знаю от одного серба по фамилии Малобабич — было непросто руководить ими отсюда.

— Малобабич? Один из обвиняемых на процессе о государственной измене в Аграме?

— Да-да. Эти бывшие обвиняемые — наши лучшие люди. Мы в Сербии не подозреваем, чего ожидают от нас братья по ту сторону Савы и Дрины. Мы не подозреваем, на какие жертвы они готовы. Если сейчас Австро-Венгрия начнет там мобилизацию, то получит революцию.

— Странно, что австрийский престолонаследник и после аграмского покушения не испугался и не отказался от поездки. По нашей информации, похоже, планируется нападение на Сербию под командой Франца Фердинанда.

— Мы приказали провести на Дрине контрманевры.

— Я надеюсь, мы не упустим верный момент.

Апис вскочил:

— Никогда больше мы не найдем на той стороне Дрины таких преданных людей, никогда больше! Никогда гнев, ненависть, презрение к Вене не будут сильнее, чем теперь, после этих унижений, которым подверглись все южные славяне. Напряжение на той стороне достигло точки кипения. И теперь, когда весь южнославянский народ готовится к тому, чтобы отметить первый за столетия Видовдан на освобожденном Косовом поле, — теперь они шлют сюда этого Габсбурга, принуждая торжественно его встретить наших тоскующих в рабстве братьев. Мы теперь получим войну, полковник, австрийцы прокатятся по нам своими полками. На Видовдан весь славянский мир празднует нашу победу над турками на большом Сокольском слете в Брно, на Видовдан и на этот раз должно решиться наше будущее на следующие пятьсот лет — решиться в нашу пользу, в пользу всех славян.