Жительница Хиславичей Богачева рассказала, что днем, перед обедом, 20 марта 1942 года на горе немцы установили пулеметы. Когда евреев пригнали для расстрела, полицаи были в их толпе пешими и на лошадях. Они заставляли евреев лечь в ямы. Кто был постарше шел без сопротивления, молодые и дети убегали, и их пристреливали. Были случаи, когда полицаи малых детей бросали живыми в ямы. После того, как ямы засыпали, еще сутки шевелился грунт, но трупы тех, кого расстреливали при побеге, лежали неубранными. Спасся мальчик лет шести. Он лежал под раненой молодой матерью. Ночью вылез. Перед смертью мать сказала мальчику в Хиславичи не возвращаться, а идти в другую сторону. Люди помогли ему уйти. По одним данным он живет в Остре возле Рославля, а по другим — это Иосиф Липкин, и живет он в Санкт-Петербурге.
Богачева и другие рассказывали мне, что русский муж привел жену-еврейку и трех детей к месту расстрела, а сам сбежал. Растерялся от горя, но в Хиславичах больше не жил. Раненый 12-летний мальчик возвратился в Хиславичи. Назавтра его привели назад и расстреляли. Сумевших убежать евреев ловили в соседних деревнях, иногда их выдавали местные жители. Многих расстреливали тут же в затылок. На месте расстрела часть убитых лежала незакопанными дней десять. Их залили известью.
Не жалели и русских, белорусов. У Богачевой расстреляли двух сыновей. Она рассказывала, что полицаи зверствовали хуже немцев. Секретарь райкома партии Поярков пришел ночевать к другу. Брат друга его выдал, ему отрезали язык и замучили, убийца Ткаченко (Ткачев?) стал заместителем начальника полиции.
Но были и такие, которые немцев вспоминали хорошо. Например, Василий Васильевич Новиков рассказывал, что во время войны немцы выдавали рабочим льнозавода муку, мясо.
По рассказам долгожителей в Хиславичах до сих пор много полицейских корней. Полицаи зверствовали также по отношению к военнопленным, партизанам и коммунистам. Большинство зверств и издевательств чинились именно местными предателями-полицаями. Далеко не все из них понесли наказание за свои кровавые преступления. Многие после освобождения Хиславичей в 1943 году были взяты в армию. Теперь они инвалиды и участники войны, пользуются льготами и тщательно скрывают свое кровавое прошлое.
По-разному вели себя люди в те тяжелые годы военного лихолетья. Жители деревни Корзово, которая расположена в полутора километрах от Хиславичей, спасли еврея Якова Моисеевича Басс, хотя это могло стоить им не одной жизни. О том, как это произошло, рассказывала мне Анна Даниловна Цыгурова, 1919 года рождения: «Война застала меня в Медыни. Мужа взяли в армию, а я с маленьким сыном вернулась к родителям в Корзово. Только приехали, пришли немцы.
Немцы жгли Хиславичи. В Хиславичи еще до начала войны из Смоленска и других мест на летний отдых и для помощи по хозяйству приехало много горожан. Большинство их застряли здесь. Приезжали они и когда война уже началась. Многие семьи белорусских беженцев искали здесь спасения. У стариков Басс собралась их многочисленная семья. С началом войны мужчин призвали в армию, остались старики, женщины и дети. Сам Яков Моисеевич с первых дней войны был призван в Смоленске, попал в окружение недалеко от Хиславичей. Он пробрался к семье в надежде спасти ее.
Узнав, что произошло, он переоделся в гражданское и добровольно ушел в гетто к семье. Жители деревни Корзово знали семью Басс, потомственных портных, обшивавших не одно поколение окрестных жителей. Они поручились перед немцами, что он будет выходить и возвращаться в гетто, а в деревне шить. Он ночевал и кормился там, где шил, а заработанные продукты носил семье. В этот день он был в нашем доме. Мы услышали шум, крики, выстрелы в Хиславичах. Это немцы начали расстрел евреев. Яков Моисеевич рвался к семье, но мой отец удержал его, не дал уйти.
Хиславичи. Две фотографии об открытии памятника погибшим евреям Хиславичского гетто. Подробности неизвестны.
На следующее утро отец дал ему армяк, хлеб, сало и увел в противоположную от Хиславичей сторону. Когда в деревню пришли полицаи, им сказали, что неизвестно расстреляли его или нет. Мы считали Якова Моисеевича погибшим, но в 1947 году он приехал. Мы всей деревней ахнули. Потом он уехал в Смоленск.
Читать дальше