Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

До зимы евреи работали на овчинном дворе — обрабатывали и грузили для отправки немцам урожай, пилили дрова, мыли немцам полы. Зимой чистили от снега дороги. Евреи голодали, так как менять на продукты уже было нечего.

В гетто поселили двух молодых мужчин, уцелевших после Монастырщинского расстрела. Один был переводчик, а второй художник. Они работали в комендатуре. 7 апреля они пришли в гетто на обед. Полицаи их отпускали. Они сказали, что слышали разговор в комендатуре — приехала команда СС и их командир просил комендатурских немцев найти и выдать шнапса, так как им предстоит работа. Молодые мужчины узнали, что будет расстрел. В это время я был у Цейтлиных в доме, быстро вернулся, обо всем рассказал матери. Сняв желтые знаки, семья, кроме меня, ушла к знакомым в деревню Сорокино, оттуда в деревню Буяново, что в 5 км от Красного, где я с ними должен был встретиться. Я вернулся к Цейтлиным.

Молодые мои товарищи, отощавшие, но красивые, сидели на кухне и ждали смерти. В комнате, где я находился, одно окно выходило на улицу, а второе во двор. В пять часов еще что-то можно было решить, но инициативы не было. Без пятнадцати шесть на улице у дома появилась машина, из которой стали выскакивать эсэсовцы и полицаи. Они окружили дом. Я выскочил в окно во двор босой и по снегу добежал до кирпичного сарая «Заготзерно». В меня стреляли, я бежал в ров и спасся от выстрелов. Почти босым шел я в Буяново, при этом до красных волдырей обморозил ноги. Спаслась только наша семья и Соня Глушкина с ребенком.

Расстрелы были и 8 апреля. Полицаи и немцы рыскали по всем деревням, вылавливали и привозили для расстрела евреев, даже прятавшихся в деревнях, что в 20 км от Красного. Но нам повезло, нас не нашли. Русские люди нас надежно спрятали, жаль, что забыл их имена.

Через три дня я пришел в Красный. Знакомые мне сказали, что всех евреев расстреляли и закапывали живьем. Земля над обреченными долго дышала. Мой двоюродный брат Миля Петров (его мать — моя тетя) спрятался в печку-голландку. От страха он, пятнадцатилетний, как-то туда залез. Полицаи его не нашли. Назавтра он пошел в дер. Сорокино и встретил полицаев, которые его застрелили. Такая же участь постигла и моего дядю Наума Сорина.

Место, где расстреливали и сваливали убитых и раненых евреев, называется Буриевщина. Сейчас там стоит маленький памятник-камень, всеми забытый. Памятник поставили старший сын Сориных Александр Наумович и заведующий музеем Ерашов. Александр Наумович воевал, но уцелел.

Собранных в доме Цейтлиных и других домах евреев на огромных крытых машинах повезли в Буриевщину, к месту расстрела. Проезжая через мост, студентка 3-го курса Смоленского мединститута Сорина Рива сумела выпрыгнуть из машины в речку Свилая. Ее застрелили и бросили к пока еще живым людям в машину.

Разные были русские люди. Одни полицаи и предатели убивали, грабили или выдавали тех, кто прятался, а другие, рискуя жизнью, спасали евреев, людей попавших в беду: партизан, коммунистов, патриотов, попавших в окружение солдат.

В одном месте долго опасно было оставаться. Наша семья 25 месяцев оккупации бросалась в разные деревни: Сорокино, Буяново, Павлово, Николаевку, Семеново, Соломоново, а потом попали в Белоруссию: в Ленинском районе деревни Романово, Баево, в Мстиславльском районе Лютня, Бобрики, Конезавод. Последние три месяца перед освобождением все лето мы жили в лесу, в землянке. Питание просили в деревнях, что всегда было очень опасно. В лесу мы вставали с покрытых тряпками земли или хвои. Прислушивались: идет бой или нет. Когда стреляли орудия, мы были рады — идут наши.

25 сентября 1943 года в лесу под Мстиславлем мы встретили Красную Армию. Сначала я один с попутными машинами добрался до Красного, а потом военные нас всех перевезли в наш уцелевший дом.

Солдаты, перевозившие нас, подсказали мне написать письмо Эренбургу, дали его адрес».

Ноябрь 1998 г.

И. Цынман

21 июля 1991 года несколько смоленских пенсионеров: З. Н. Фрадкин, Е. Я. Дынин, Ю. В. Пухачевский пригласили меня посетить Ляды, находящиеся на границе Смоленской и Витебской областей на берегу реки Мерея.

На правом смоленском берегу этого притока Днепра находится захоронение более двух тысяч жителей этого еврейского местечка и беженцев из белорусских городов, не сумевших выйти из немецкого окружения.

По дороге из Красного, не доезжая моста через Мерею, справа мы увидели красный камень, поставленный в память событий 1812 года, а рядом с ним памятник, сооруженный в 1966 году на средства, собранные родственниками погибших.