Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

С каким негодованием мы, спустя несколько дней узнали, что командир батальона отправляется в госпиталь, а командование возлагается на Бондаренко. Недолго мне пришлось быть под властью этого изверга. В первых числах января 1943 года наш батальон расформировали. Весь рядовой, сержантский и командный состав распределялся по частям дивизии. Я был назначен старшим адъютантом (начальником штаба) 1-го стрелкового батальона 98-го гвардейского стрелкового полка. Бондаренко был направлен в 94 гвардейский стрелковый полк комиссаром батальона. Как впоследствии мне стало известно, Бондаренко, однажды напившись пьяным, пошел в траншею, выскочил на бруствер и с криком «За Родину, за Сталина» пытался поднять солдат в никому не нужную атаку и тут же был сражен. Пуля раздвоила ему череп.

1-й стрелковый батальон, куда я прибыл, занимал оборону в районе д. Косово (между Ржевом и Сычевкой). Батальон еще не окопался, ибо накануне ему удалось занять одну из господствующих высот, а окопаться в условиях, когда земля (глинистая) промерзла на метр, снегу было мало, было очень трудно. Солдаты своими лопатками сделали углубления в снегу, а ночами долбили мерзлую землю, зарываясь в нее. В районе обороны было много наших и немецких трупов, которых не успели убрать. Солдаты использовали их как укрытие от огня.

Полностью зарыться в землю и создать оборону с траншеями и ходами сообщений, минными полями нам удалось лишь к концу января 1943 года.

В батальоне меня встретили доброжелательно. Предыдущий ПШ — ст. лейтенант был ранен и эвакуирован в тыл.

Командиром батальона был капитан Калинин, его комиссар, бывший летчик, списанный с летной работы — старший политрук Салказанов, заместителем по строевой части — старший лейтенант Демченко. Среди них я был самым молодым. Все мы размещались в одном блиндаже в 300 м от переднего края, жили дружно, во всем друг друга поддерживали и понимали друг друга с полуслова. Немцы тоже врылись в землю. Их передний край проходил в 100–150 метрах от наших траншей, а было несколько участков, где нейтральная зона составляла 50–60 метров, даже гранаты долетали до траншей. На нашем левом фланге был овраг, по дну которого протекал ручей, не замерзавший даже зимой, откуда и мы, и немцы брали воду.

Весь февраль на нашем участке прошел спокойно. Днем было тихо. С наступлением темноты немцы усиленно освещали передний край обороны и вели огонь из стрелкового оружия. Периодически рвались снаряды и мины. Мы отвечали на огонь своим огнем, но больших потерь в личном составе не несли. Весна 1943 года была ранней. Уже в конце февраля — начале марта стал таять снег, в траншеях стояла вода, грязь.

3 марта 1943 года рано утром я вышел из блиндажа немного размяться и увидел на территории немцев три больших столба дыма. Что бы это могло значить? Я побежал в блиндаж, взял карту, сориентировал ее. Оказалось, что столбы дыма — это горящие деревни. Я разбудил командира и комиссара и доложил им об этом. Убедившись в достоверности доклада, командир направил к траншее разведотделение с задачей узнать поведение немцев в траншеях. С группой пошел старший лейтенант Демченко. Вскоре он доложил, что немцев в траншее нет. Командир батальона доложил об этом командиру полка полковнику Колодянскому. Нам было приказано немедленно занять немецкие траншеи и организовать преследование немцев. Отдав соответствующие распоряжения командирам рот, мы приступили к выполнению приказа. Передний край немцев был сплошь заминирован, но благодаря тому, что снег растаял, мины оказались на поверхности, и мы шагали через них. Чуть позже нам было придано саперное отделение из полка, которое сняло мины, и в дальнейшем саперы были в составе батальона.

Преодолев передний край обороны, мы продолжали движение вперед и вскоре вышли к позициям дальнобойной артиллерии. В одном из овражков было нарыто много добротных блиндажей и землянок, но все они были заминированы. С нами был инженер полка, который предупреждал, чтобы никто в землянки не заходил, пока саперы их не проверят.

Один из блиндажей, дверь которого была закрыта, а вход припорошен недавно выпавшим снегом, понравился инженеру. Но прежде, чем войти в него, он взял длинный шест и надавил им на дверь. Раздался сильный взрыв, в воздух полетели бревна и комья земли, из дверей вырвался столб огня и дыма. Наш инженер и стоявший рядом с ним солдат-сапер были отброшены в сторону. Когда мы к ним подбежали, увидели, что лицо инженера было черное с кровоподтеками, он был без сознания, а солдат убит. Инженера отправили в тыл, через 3 месяца он вернулся в полк. Все его лицо так и осталось в черных пятнах, один глаз выбит, но он еще долго продолжал служить в полку.