Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

После этого памятного вечера я некоторое время вел себя примерно, но потом снова включился в активную мальчишескую деятельность, однако об отцовских побоях помнил и затаил на него обиду.

Недалеко от дома культуры на Советской улице, там, где начиналась целая вереница магазинчиков, стоял небольшой домик, в котором жила моя тетя, сестра отца. Муж ее Дурнов Борис работал закройщиком в сапожной мастерской. У них было двое детей: дочь — Муся, 1919 года рождения и сын Хаим, 1920 года рождения. Жили они хорошо. Глава семьи хорошо зарабатывал, да еще дома прирабатывал. Тетя Паша у нас была постоянной посетительницей, помогала матери по хозяйству и нянчила детей. Мы к ней так привыкли, что звали ее тетя-мама, так это прозвище за ней и закрепилось. Как-то я зашел к тете-маме и увидел у них в прихожей новенький велосипед. Я спросил, чей это велосипед. Она сказала, что купила его для Хаима за 150 рублей. Свободно велосипеды тогда не продавались, а только на хлебозакупки. Как им удалось его купить, я не знаю. Увидев велосипед, я потерял покой. Мне страстно хотелось научиться кататься, но велосипед-то не мой. Я стал ежедневно ходить к тете-маме, вместе с Хаимом выкатывали велосипед на улицу, и он, очень быстро научившись ездить, уезжал кататься, а я поджидал его, иногда бегал за ним, как собачка. Так длилось больше месяца. Однажды после долгих уговоров Хаим согласился научить меня ездить на велосипеде. Мы с ним вышли на Починковский большак, где после обстоятельного инструктажа я сел на велосипед. Сначала Хаим поддерживал велосипед за руль и сиденье, затем стал отпускать. У меня никак не получалось равновесие, и я несколько раз падал. После каждого падения Хаим внимательно осматривал велосипед и, убедившись в отсутствии поломок, вновь подсаживал меня на сиденье. Каково же было мое счастье, когда в этот же день я научился ездить, конечно, не совсем уверенно, но самостоятельно и не падая. С того дня я еще больше привязался к Хаиму, готов был выполнить любое его желание, лишь бы получить разрешение прокатиться на велосипеде. Убедившись в том, что я стал прилично кататься, Хаим стал часто давать мне велосипед, требуя, чтобы после катания я чистил велосипед от пыли и грязи и вовремя возвращал домой. Я старался выполнять все его требования, и мы с ним стали хорошими друзьями. Хаим был очень способный парень, хорошо сложен, физически развит. Отлично учился, особенно отличался от остальных учеников школы в решении математических задач. Порой лучший учитель математики, зав. учебной частью школы Космачевский, не мог сравниться с ним в быстроте и способах решения математических задач. В 1937 году отец Хаима дядя Боря, будучи ударником труда, по ложному доносу был репрессирован и сослан в Архангельск, где от болезни желудка умер. В этом же году Хаим окончил 10 классов, но поступить учиться в институт из-за материального положения не мог. Ему предложили работу в школе — учителем математики в 8-10 классах, он согласился. В 1939 году он женился на выпускнице 10 класса, монастырщинской красавице Рае Фоминой. Мать его была против женитьбы, и он вынужден был уйти из дома на частную квартиру.

В 1940 году у них родился сын — Боря, в этом же году Хаима призвали в Красную Армию, а в первые дни Великой Отечественной войны он погиб. Рая Фомина находилась на оккупированной территории, вышла замуж за изменника Родины — полицейского. После освобождения Монастырщины и ареста второго мужа она добилась получения дома Дурновых, продала его и выехала с сыном из Монастырщины в неизвестном направлении.

В противоположность своему брату Муся, сестра Хаима, к учебе относилась с ленцой. Окончив 7 классов, школу бросила. Она была очень красивой девушкой, гордилась этим, за ней ухаживало много ребят. Меня она не замечала, а заметив, называла «шпаной», и я ее за это не любил. В 1936 году она вышла замуж без согласия родителей и уехала с мужем в Смоленск, не зарегистрировав брак, а через год возвратилась домой с дочерью на руках. Оказалось, что они не сошлись характерами, и о совместной жизни не могло быть и речи. Дома она закончила курсы телефонисток и работала телефонисткой на почте до начала войны. В феврале 1942 года немецко-фашистские захватчики проводили массовые расстрелы населения, в числе погибших были тетя-мама, ее дочь Муся и дочь Муси — Беллочка.

Но вернемся к моим детским годам.

Моими сверстниками, проживавшими на нашей улице (а проживали мы на улице Революционной, в доме № 37), были Шурка Циркунов, Женька Филимоненков, Сергей Мастаков. Часто у нас бывала Рая Банькова — подружка моих младших сестер. Шурка Циркунов со своим младшим братом Николаем и матерью — тетей Полей жили в маленьком, соломой крытом домике рядом с нашим домом. Мы были хорошими товарищами и часто, почти ежедневно, навещали друг друга. Циркуновы воспитывались без отца. Отец их был алкоголиком, все заработанные деньги пропивал. Зимней ночью 1932 года, возвращаясь с очередной попойки домой, не мог открыть калитку своего двора, упал у забора и замерз. Тетя Поля всю свою жизнь работала прачкой на дому, чем зарабатывала себе средства для семьи. Шурка после окончания 7 классов поступил в сапожную мастерскую учеником и до призыва в армию работал сапожником. В 1942 году в битве за Кавказ был ранен в руку. До освобождения Монастырщины, как инвалид войны, проживал на Кавказе, а в 1943 году вернулся домой. Работал в райвоенкомате, женился на Кате Царевой, затем окончил курсы прорабов, работал на стройках поселка, в последние годы увлекался выпиванием, на почве чего в 1978 году повесился.