Жан-Кристиан Птифис - Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Нельзя точно утверждать, что исключение «не за прелюбодеяние», которое есть в Евангелии от Матфея, сделал сам Иисус. Возможно, оно добавлено иудеохристианами. Некоторые считают, что речь идет не о супружеской измене, а о запрещенных Законом близкородственных браках. Как бы то ни было, этой фразы нет в аналогичных рассказах Марка и Луки. Нет ее и в Послании к коринфянам апостола Павла, который утверждает, что передает наставления, полученные им по этому поводу от Господа [43].

Знаменитый рассказ о подати кесарю тоже имеет прямое отношение к спорам с фарисеями. Они пришли к Иисусу в сопровождении сторонников Ирода, ища новую возможность устроить для него ловушку. «Учитель! — шепнули фарисеи Иисусу. — Мы знаем, что ты справедлив и истинно учишь пути Божьему, что ты не заботишься об угождении кому-либо, поскольку не смотришь ни на какое лицо. Итак, скажи нам, как тебе кажется: позволительно ли давать подать кесарю или нет?» Западня расставлена великолепно: каждый год иудеи должны были выплачивать в качестве подати огромную сумму 3,6 миллиона динариев. Скажи Иисус, что платить не нужно, — и его немедленно обвинили бы в бунте, сочтя мятежником вроде Иуды Галилеянина. Дал бы противоположный совет — значит, он признает римское завоевание, следовательно, лоялен обожествленному императору, что считалось близким к идолопоклонству. Вопрос тем более волновал иудеев, что налог с земли (поземельный) и подушный налог надо было платить динариями — серебряными римскими монетами, на лицевой стороне которых был изображен профиль Тиберия, а на обратной — профиль его матери Ливии.

«Зачем вы искушаете меня, лицемеры?» — спросил в ответ Иисус и потребовал принести ему одну из монет, которыми платилась подать. Кто-то из фарисеев достал динарий. Притворившись, что внимательно рассматривает монету, Иисус спросил фарисеев: «Чье это изображение и надпись?» Кесаря, конечно! «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу», — заключил Иисус. Фарисеи в ответ промолчали.

На всем протяжении истории христианские комментаторы будут по-разному толковать эти слова, пытаясь провести границу между мирским и духовным и описать их взаимоотношения. Иисус о таком, конечно, и не думал. Он лишь хотел сказать, что Бог выше кесаря. Его слова исказят и будут упрекать его за них.

Фарисеи постоянно задавали Иисусу вопросы; впрочем, не всегда для того, чтобы поставить его в тупик, — иногда они просто хотели узнать его мнение по тому или иному поводу. Так, например, они задали ему вопрос о том, в каком порядке следует расположить по важности выделяемые ими 613 заповедей. Этот вопрос задал один из них, ученый, увлекавшийся толкованием законов. «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?» — спросил он. Иисус ответил ему: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» {402} . Один из книжников на это заметил: «Хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв». Иисус согласился с ним и добавил: «Недалеко ты от Царствия Божия» {403} .

Но и сам Иисус умел иногда привести фарисеев в замешательство. Однажды он спросил их: «Что вы думаете о Христе? чей Он сын?» — «Давидов», — последовал ответ. Так ли они уверены в этом? «Как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Итак, если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему?» {404} На это фарисеи ничего не смогли ответить Иисусу.

Пока шли эти ожесточенные споры, Иоанн Креститель был в заточении в крепости Махерон, где с ним обращались как с важным узником — несомненно, потому, что суеверный Ирод Антипа по-прежнему находился под обаянием личности иорданского пророка.

Вскоре ученикам Иоанна позволили подниматься по лестнице в крепость, входить в жилище пророка и беседовать с ним. Конечно, они говорили о Назареянине и его служении. Поведение этого человека немного озадачивало их. Изгнания бесов, исцеления, чудеса, проповеди — все это не соответствовало их ожиданиям. Тот, чей приход предсказывал Иоанн, не действовал с той силой, которой они ждали. Он туманно намекал на свое превосходство над Храмом и над Законом Моисея, но, кажется, не добивался для себя никаких знаков власти и не требовал, чтобы его явно признали Мессией. Он должен был принести грозное правосудие Небес, явиться с секирой или веялкой. А он говорит только о любви и милосердии. Он не живет в аскезе, а пирует со своими сторонниками. И это Всевышний предназначил Израилю?