Владимир Айзенштадт - Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры

Вот что пишет его правнук, Александр Николаевич Бенуа: «В истории русской музыки Кавос заслуживает особенно почетного места как непосредственный предшественник Глинки. Свидетельством его благородного бескорыстия является то, что, ознакомившись с партитурой своего младшего собрата на тот самый сюжет, на который он сам уже сочинил оперу „Иван Сусанин“, прадед признал преимущество этой „Жизни за царя“ и, по собственному почину, снял с репертуара свое произведение, дав таким образом дорогу своему молодому и опасному сопернику» [177].

Осенью репетиции уже перенесли в Большой театр. На одной из них произошел курьезный случай. Тенор Л. И. Леонов, исполнявший партию Собинина, заболел. «Ну, ничего, я за него спою», – сказал Глинка. Начали репетицию. Автор оперы похаживал по сцене, как ни в чем не бывало. Наступил момент выхода Собинина. Глинка храбро подошел к рампе, чтобы начать первую фразу «Радость безмерная», – произнес первый слог и сконфуженно умолк. Оркестр прервал игру, все заволновались. «Что с Вами, Михаил Иванович?» И композитор едва слышно ответил: «Не могу, оробел… Черт возьми, вот уж не думал, что так страшно петь на этих подмостках» [178].

Премьера оперы «Жизнь за царя» состоялась в Санкт-Петербургском Большом театре 27 ноября 1836 года с участием великого русского певца и создателя самобытной вокальной школы Осипа Афанасьевича Петрова в партии Ивана Сусанина и замечательной русской певицы Анны Яковлевны Воробьевой в партии Вани…

Сохранились воспоминания Анны Яковлевны Воробьевой: «Наконец настало первое представление. Как прошла первый раз опера и какой имела успех – ни один из участвовавших не мог в тот день дать ясного отчета. Все мы взволнованы, все робеем и за себя, и за оперу, все, как в тумане… слышим, что кому-то и за что-то аплодируют, кого-то публика вызывает, и по окончании спектакля все, как во сне; только после второго представления мы поняли, что опера имела блестящий успех».

В. Ф. Одоевский написал в ноябре – декабре 1836 года: «С оперою Глинки является то, что давно ищут и не находят в Европе – новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период: период русской музыки. Такой подвиг, скажем, положа руку на сердце, есть дело не только таланта, но гения» [179].

Французский журналист Анри Мериме напечатал в марте 1844 года цикл статей «Год в России, – письма из Москвы». Там имеются строки об опере «Жизнь за царя»: «„Жизнь за царя“ г. Глинки отличается чрезвычайной оригинальностью… Это такой правдивый итог всего, что Россия выстрадала и излила в песне; в этой музыке слышится такое полное выражение русской ненависти и любви, горя и радости, полного мрака и сияющей зари. Это сперва такая горькая жалоба, потом гимн искупления такой гордый и торжествующий, что каждый крестьянин, перенесенный из своей избы в театр, был бы тронут до глубины сердца. Это более чем опера, это национальная эпопея, это лирическая драма, возведенная на благородную высоту своего первоначального назначения, когда она была не легкомысленной забавой, а обрядом патриотическим и религиозным. Хотя я и иностранец, но я всегда присутствую на этих спектаклях с живыми и сочувственными переживаниями» [180].

Закончить наш рассказ об этой опере мы хотим у дома на Большой Морской улице близ Почтамта, где через несколько дней после премьеры оперы «Жизнь за царя» восторженный почитатель Глинки Александр Всеволодович Всеволожский и его брат Никита устроили чествование Глинки. В нем приняли участие Виельгорский, Вяземский, Жуковский, Пушкин.

Под всеобщие аплодисменты друзья композитора по очереди произносили стихи, составившие «Шуточный канон», посвященный этому знаменательному событию.

Первым приветствовал Глинку Михаил Юрьевич Виельгорский:

За ним встал П. А. Вяземский:

За Вяземским поднялся Жуковский:

Заключительную строфу прочитал Пушкин:

В. Ф. Одоевский положил «Канон» на музыку и опубликовал его [с. 169].