Юрий Олсуфьев - Из недавнего прошлого одной усадьбы

Софья Владимировна Олсуфьева на фоне своего портрета работы В. А. Серова. 1931. Деревня Мешаловка под Москвой. Частное собрание, Москва

Софья Владимировна Олсуфьева в своем доме в Мешаловке под Москвой. 1932 или 1933. Частное собрание, Москва

С реставраторами, выросшими на чисто ремесленных традициях, Юрий Александрович держался в своих отношениях на определенной дистанции, не допуская никакого панибратства и не опускаясь до мелкого пререкательства. Споры иногда между ним и мастерами возникали большей частью по каким-то производственно-бытовым, а не академическим проблемам, причем «заводилой» всегда выступал Баранов, грубый и не воздержанный на язык; Суслов так же быстро смирялся, как вскипал, а благообразный Кириков держался на заднем плане, но, сколько я мог заметить, именно он-то и бывал инициатором; подбив «стариков», он некоторое время им поддакивал, а убедившись, что спор их с Олсуфьевым разгорелся, отходил в тень. Помнится, что когда нужно было «жать план» (тогда в Третьяковской галерее впервые развернули и продолжали более расширять экспозицию памятников древнерусского искусства), то над одним образом работали двое мастеров, а порою к ним подключалась и Е. А. Домбровская. Обычая задерживаться по окончании рабочего дня у секций, занятых непосредственно реставрацией, не было, в отличие от секции Архитектурной, где часто самая интенсивная деятельность развивалась под вечер, то в связи с приездом кого-то с важными новостями с периферии, то при консультации обмерщиков, дороживших на объекте светлым временем и тратившим много времени на тогдашнем транспорте, чтобы добраться до нашей Берсеневки.

Сам Олсуфьев жил за городом, приобретя после переселения из Загорска половину скромного домика в поселке «Ухтомская», минутах в двадцати езды по Казанской железной дороге. Метро тогда только еще строили, многие магистрали были перекрыты для производства строительных ра бот, и на поездки по городу приходилось затрачивать очень много времени.

Я никогда не слыхал от Юрия Александровича никаких рассуждений о магазинах или продуктах, достававшихся в ту пору с большим трудом. В столовую соседней кондитерской фабрики, к которой мы с трудом прикрепились, он с нами не ходил и, сколько помню, ограничивался скромным завтраком, взятым из дома, да кружкой чая, кипятившегося нашей вахтершей.

Иногда Олсуфьева как знатока приглашали на обсуждения реставрационных проблем в Секцию декоративного шитья. Так, оказал он большую помощь в нахождении правильных соотношений вышитых частей знаменитого так называемого «Знамени Сапеги» из ростовского Борисоглебского монастыря. Некогда они были вырезаны из первоначальной фоновой ткани и нашиты на новую, имевшую совсем иную конфигурацию, без всякого соблюдения изначальной композиции.

Но он никогда не ходил на закрытия действующих церквей, случавшиеся в те годы (1932–1935) по два-три на месяц. Обычно туда собирались представители ряда музеев в надежде обнаружить для своих коллекций какую-нибудь редкость. От Третьяковской галереи ходили Е. С. Медведева и З. Т. Зонова, от Антирелигиозного музея, размещавшегося в б. Донском монастыре, Н. Е. Мнева, от Гос. Исторического музея – Е. С. Овчинникова (правда, нерегулярно), от ЦГРМ же обязательно присутствовал В. С. Попов с фотографом Н. Я. Епанечниковым, детально фиксировавшим памятник в части как интерьера, так и архитектуры, вплоть до привязки ее к местности. Наиболее детально фиксировались здания, заведомо обреченные на слом и потому, согласно введенному узаконению, подлежавшие детальному обмеру. Даже ког да создавались комиссии для решения таких важных вопросов, как судьба построек кремлевской соборной группы города Костромы и снос там церкви Спаса за Волгой, сохранявшей в нетронутом виде фресковую роспись конца XVII века, туда от Секции древней живописи езди ла Е. А. Домбровская для участия в межведомственной Комиссии (осень 1933 года). Теперь, спустя полвека, я думаю, что Олсуфьев избегал многолюдства и упоминания в официальных документах его слишком запоминающейся фамилии.

Софья Владимировна Олсуфьева. 1931. Деревня Мешаловка под Москвой. Частное собрание, Москва