Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Музейные хранилища переполнялись артефактами, а библиотечные полки стенали под тяжестью технических монографий. Но некоторые археологи беспокоились, что остается без ответа фундаментальный вопрос: что все это означает? Данная ситуация в 1950-х годах была зеркальным отражением ситуации в 1850-х: если когда-то для крупной теории искали данные, то теперь данные буквально вопияли о необходимости теории. Вооруженные своими с таким трудом добытыми результатами, ученые-обществоведы середины XX века, особенно в Соединенных Штатах, ощущали готовность начать новый этап теоретизирования.

Называвшие себя неоэволюционистами — чтобы показать, что они являются более продвинутыми, нежели «старые зануды» — «классические» эволюционисты типа Спенсера, — некоторые ученые-обществоведы начали утверждать, что, хотя это просто замечательно — иметь так много фактов, с которыми можно работать, однако масса свидетельств сама становится частью проблемы. Важная информация оказывается похороненной в огромном количестве отчетов антропологов и археологов, изложенных в форме запутанных и неупорядоченных повествований, или в исторических документах. Короче, все это было недостаточно научным. Неоэволюционисты считали, что, дабы выйти за пределы леса типологий XIX века и создать общую объединяющую теорию общества, им необходимо трансформировать эти повествования в числовые данные. Измеряя различия и присваивая им значения в баллах, они могли бы ранжировать общества, а затем искать корреляции между полученными баллами и их возможными объяснениями. В итоге они могли бы обратиться к вопросам, которые могли бы оправдать вообще все потраченное время и все деньги, выделяемые на археологию: существует ли только один путь эволюции обществ или же таких путей множество; группируются ли общества на отдельных эволюционных этапах в кластеры (и если да, то каким образом они переходят от одного этапа к другому); можно ли объяснить все на основе единственной характеристики — к примеру, такой как население или технология (или, если на то пошло, география).

Первую серьезную попытку в этой области в 1955 году предпринял Рауль Нэролл, антрополог, работавший в рамках крупного проекта по сбору данных под названием Human Relations Area Files (Ареальная картотека человеческих отношений), который финансировали федеральные власти и в котором были задействованы многие университеты. Полученный им результат он назвал «индексом социального развития». В случайном порядке выбрав тридцать доиндустриальных обществ по всему миру (некоторые современные, некоторые исторические), он внимательно «протралил» данные по ним, чтобы выяснить, насколько эти общества отличались друг от друга, что, как он полагал, отражалось бы в том, насколько большими были их крупнейшие поселения, насколько специализированными были их ремесленники и как много подгрупп в них имелось. Сведя полученные результаты к стандартному формату, Нэролл присвоил рассмотренным обществам числовые показатели в баллах. На последнем месте оказался народ ягана с Огненной Земли, жители, которые в 1832 году произвели впечатление на Дарвина как люди «на более низкой ступени развития, нежели в каком-нибудь другом месте на земле» 3. Они получили всего 12 баллов из возможных 63. На первом же месте оказались ацтеки до их завоевания испанцами с 58 баллами.

На протяжении следующих двадцати лет и другие антропологи пробовали свои силы на этом поприще. Несмотря на тот факт, что каждый из них использовал разные категории, разные наборы данных, разные математические модели и разные техники выставления баллов, все они приходили к результатам, согласующимся друг с другом в диапазоне от 87 до 94 процентов, что вполне хорошо для общественной науки 4. Через 50 лет после смерти Спенсера и через сотню лет после написания им своего эссе о прогрессе неоэволюционисты стремились подтвердить законы социальной эволюции.

Так что же произошло? Если бы неоэволюционисты добились успеха и объяснили все связанное с социальной эволюцией, мы все об этом бы услышали. И, что более важно сейчас, они бы уже ответили на вопрос, почему Запад властвует. Данный вопрос, в конце концов, связан с относительными уровнями развития восточных и западных обществ: или, как утверждают представители теорий «давней предопределенности», Запад давно вырвался вперед, или, как считают представители теорий «краткосрочной случайности», первенство Запада — явление весьма недавнее. Если бы неоэволюционисты могли измерять социальное развитие, нам не нужно было бы возиться со сложными диаграммами, наподобие табл. 2.1. Дело состояло бы попросту в том, чтобы рассчитать баллы для Востока и Запада в разные моменты времени после окончания ледниковой эпохи, сравнить их и выяснить, какая из теорий лучше согласуется с реальностью. Почему же никто до сих пор этого не сделал?