Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Все это, разумеется, выглядит нереальным. Города в 140 миллионов человек наверняка не смогут функционировать. В мире недостаточно нефти, угля, газа и урана, чтобы ежедневно обеспечивать миллиарды людей 1,3 миллиона килокалорий. Нановойны, кибервойны и войны роботов могут уничтожить всех нас. А объединив наши разумы с машинами, мы явно перестанем быть людьми. И все это, как я полагаю, является наиболее важными и наиболее тревожными следствиями, вытекающими из рис. 12.1.

В этой книге я сделал два основных утверждения. Суть первого из них — в том, что биология, социология и география в совокупности объясняют историю социального развития. При этом биология способствует росту социального развития, социология определяет, в каких формах происходит (или нет) этот рост, а география определяет, где именно уровень социального развития растет (или падает) быстрее всего. Суть второго утверждения — в том, что хотя география и определяет, где именно уровень социального развития растет или падает, однако социальное развитие, в свою очередь, определяет значение географии. Теперь же я хочу придать этим аргументам более широкий характер. В XXI веке уровень социального развития обещает — или угрожает — вырасти настолько, что это изменит также и значение биологии и социологии. Мы приближаемся к величайшему скачку в истории.

Изобретатель и футуролог Рэй Курцвейл называет это сингулярностью — «будущим периодом, когда темпы технологических изменений будут настолько быстрыми, а их влияние настолько глубоким… что технологии, как представляется, станут распространяться с бесконечной скоростью» 12. Одно из обоснований его аргумента — закон Мура, знаменитое наблюдение, сделанное в 1965 году инженером (и будущим председателем совета директоров компании Intel ) Гордоном Муром. Суть его в том, что с каждым прошедшим годом миниатюризация компьютерных чипов приводит приблизительно к увеличению вдвое их быстродействия и к снижению наполовину их стоимости. Сорок лет назад гигантские вычислительные машины, как правило, выполняли несколько сотен тысяч вычислений в секунду и стоили несколько миллионов долларов. Маленький лэптоп за тысячу долларов, на котором я сейчас стучу, может выполнять пару миллиардов операций в секунду, — то есть соотношение цены и производительности стало лучше в десять миллионов раз. Иначе говоря, происходило удвоение каждые восемнадцать месяцев, — во многом так, как и предсказывал Мур.

Если эта тенденция все еще действует, говорит Курцвейл, то ко времени около 2030 года компьютеры станут настолько мощными, что смогут выполнять программы, производящие 10 000 триллионов электрических сигналов в секунду, — сколько производят 22 миллиарда нейронов, находящихся внутри человеческого черепа. Они также будут обладать памятью, позволяющей хранить 10 триллионов единиц хранения — столько же, сколько хранит типичный человеческий мозг. К этой дате технологии сканирования окажутся достаточно точными для того, чтобы составлять карту человеческого мозга нейрон за нейроном. Это означает, — как утверждают горячие поборники данной технологии, — что мы окажемся в состоянии загружать реально существующие человеческие разумы в машины. Приблизительно к 2045 году, как считает Курцвейл, компьютеры окажутся в состоянии принять и вместить все разумы в мире, фактически объединив в единый глобальный разум интеллекты, работающие на кремниевой и углеродной основе. Это и будет сингулярность. Мы выйдем за рамки биологии, развившись в новое, объединенное существо, настолько же далеко опережающее Homo sapiens, насколько современный человек превосходит отдельные клетки, которые в совокупности образуют его/ее тело.

Энтузиазм Курцвейла вызывает столь же много насмешек, сколько и восхищения («Восторг у тупиц» 13, — по выражению некоторых). Вероятно, подобно всем пророкам до него, Курцвейл окажется скорее неправым, нежели правым. Но Курцвейл, несомненно, прав в одном. Это то, что он называет «критикой из-за недоверия» 14, — простое неверие в то, что может произойти что-нибудь настолько необычное. Однако это — не контраргумент. Как любит выражаться нобелевский лауреат химик Ричард Смолли: «Когда ученый говорит, что нечто возможно, — он при этом, скорее всего, недооценивает, как много времени для этого потребуется. Но если он говорит, что нечто невозможно, — он, скорее всего, ошибается» 15. Люди уже сделали первые шаги на пути к сингулярности некоего рода. Правительства и военные уже воспринимают перспективу сингулярности достаточно серьезно, чтобы начать ее учитывать при планировании.