Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Свой вклад также внесли и преимущества отсталости. В Испании — великой имперской державе Европы XVI века — в наиболее полной мере развилась абсолютистская монархия, которая обычно обращалась со своими купцами как с дойными коровами, которые платили по первому требованию, стоило им пригрозить, а со своими колониями — как с источником грабежа. Если бы Габсбурги преуспели в том, чтобы заставить своих европейских соперников объединиться в континентальную империю, то атлантическая экономика наверняка по-прежнему развивалась бы в таком русле и в XVII веке. Однако вместо этого купцы из относительно отсталых северо-западных окраин Европы, где короли были послабее, повели дела в новом направлении.

Самыми передовыми среди них были голландцы. В XIV веке Нидерланды были заболоченной периферией, разделенной на крошечные города-государства. Теоретически голландцы присягали на верность Габсбургам, но на практике эти очень занятые и находящиеся далеко правители обнаружили, что навязывание своей воли на этом далеком северо-западе приносит больше хлопот, нежели оно того стоило, и поэтому предоставили управление местным городским богачам. Чтобы вообще выжить, голландским городам приходилось прибегать к инновациям. Из-за нехватки древесины они разрабатывали залежи торфа в качестве источника энергии; из-за нехватки продовольствия они ловили рыбу в Северном море и обменивали свои уловы на зерно в землях, прилегающих к Балтийскому морю; а благодаря отсутствию вмешивающихся в дела королей и знати богатые бюргеры поддерживали в своих городах обстановку, благоприятную для бизнеса. Звонкая монета и еще более здравая политика привлекали сюда еще больше денег, и в итоге к концу XVI века ранее отсталые Нидерланды были уже банковским центром Европы. Имея возможность занимать под низкие проценты, голландцы могли финансировать бесконечную войну на истощение, которая медленно разрушала испанскую мощь.

Англия твердо двигалась в том же направлении, что и голландцы. Еще до Черной смерти она уже была настоящим королевством, а переживавшая бум торговля шерстью сделала ее купцов более влиятельными, нежели купцы где-либо еще (за пределами Нидерландов). В XVII веке торговцы взяли на себя ведущую роль в ходе противостояния своему относительно слабому правителю и в войне с ним, в результате чего он в конце концов был обезглавлен. Затем они добивались от правительства строительства крупных современных флотов. Когда в результате государственного переворота и бескровного вторжения в 1688 году на троне Англии оказался голландский принц, купцы оказались среди тех, кто получил от этого наибольшие выгоды.

После 1600 года испанская хватка ослабла, и голландские и английские купцы агрессивно устремились в Атлантику. Как показано на рис. 9.3, в 1350 году на англо-голландской северо-западной окраине Европы заработная плата рядовых людей была лишь чуть выше, нежели в более богатых, но и в более перенаселенных городах Италии. Однако после 1600 года этот разрыв стал все более возрастать. В других местах неослабевающее давление со стороны голодных ртов приводило к снижению размера заработной платы обратно до уровней, существовавших прежде Черной смерти. Однако на северо-западе размеры заработной платы опять близко подошли к тем уровням, на которых они находились в золотом веке — XV столетии.

Это не было результатом простого извлечения богатств из обеих Америк — как это делала Испания — и их перевозки в Европу. Специалисты и сегодня ведут дебаты о том, какая доля вновь созданного богатства северо-запада была получена непосредственно в результате колонизации и торговли. Однако, несмотря на это, даже самые высокие оценки не превышают 15 процентов (а самые низкие составляют всего 5 процентов). Наиболее революционной переменой в атлантической экономике стало изменение того, как именно люди работали.

В этой книге я уже неоднократно высказывал предположение, что движущими силами истории являются страх, лень и жадность. Ужас обычно побеждает лень, и поэтому, когда после 1450 года численность населения выросла, люди по всей Евразии стали активнее действовать — опасаясь потери статуса, голода или даже голодной смерти. Однако после 1600 года и жадность также начала пересиливать лень, когда экологическое разнообразие атлантической экономики, дешевый транспорт и открытые рынки сделали доступным для простых людей Северо-Западной Европы мир мелких предметов роскоши. К XVIII веку человек, у которого в кармане оказалось немного лишней наличности, мог не просто купить еще одну булку. Он мог также приобрести импортные товары — такие, как чай, кофе, табак и сахар, либо чудеса отечественного производства — такие, как глиняные трубки, зонтики и газеты. А сама атлантическая экономика, порождавшая это изобилие, порождала и людей, готовых дать такому человеку необходимую ему наличность, поскольку торговцы готовы были покупать каждую шляпу, каждое ружье или каждое одеяло, которое они могли отправить морем в Африку или Америку, и поэтому производители готовы были платить людям, которые изготавливали эти изделия. Некоторые фермеры усадили членов своих семей прясть и ткать; другие сами поступили работать в мастерские. Некоторые совершенно отказывались от сельского хозяйства. Другие же обнаружили, что обеспечение питанием этих голодных работников создает достаточно стабильные рынки, дабы оправдать более интенсивное огораживание, осушение и унавоживание земель, а также приобретение дополнительного количества скота.