Яков Бутович - Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

История Холстомера, как она передана Толстым, настолько интересна, что я позволю себе подробнее остановиться на этой повести и постараюсь ответить на вопрос, действительно ли существовала эта лошадь или же это миф, легенда.

Близкий знакомый Толстого, помещик и коннозаводчик, шталмейстер Александр Александрович Стахович в своей молодости заинтересовался рассказами старых коннозаводчиков о необыкновенной резвости Холстомера, какую тот показывал на бегу, устроенном в Москве графом Орловым-Чесменским. В графском Хреновском заводе никогда не было лошади с именем Холстомер, но после долгих изысканий Стаховичу удалось установить, что это не имя, а кличка, под которой скрывался Мужик 1-й. Сам граф дал ему это прозвище за длинный и просторный ход – словно холсты меряет. Результатами изысканий Стахович и поделился со своим старшим сыном, писателем.

Михаил Александрович Стахович, автор пьес «Ночное» и «Наездники», которому Толстой посвятил свою повесть, был хорош с Тургеневым и Аксаковым, принимал участие в кружке Хомякова и Киреевского, был своим человеком среди славянофилов, всей душой был предан делу освобождения крестьян, то есть был типичным народником в лучшем смысле этого слова. Многих своих крепостных он пустил на волю и вообще был гуманен с крестьянами. Народу он посвятил много своих стихов, собрал много народных песен, которые переложил на музыку, написал несколько рассказов и пьес.

На государственной службе Михаил Александрович не состоял, жил часть зимы в Петербурге и Москве, но душа его лежала к деревне, любимой Пальне, где он проводил значительную часть года. Сам вел хозяйство, жил уединенно и обособленно, обходился почти без прислуги, не держал повара, пробавлялся холодными закусками. Уединенность и оказалась причиной его гибели. Как-то осенью Михаил Александрович получил крупную сумму денег за проданную пшеницу и в тот же день, между тремя и четырьмя, был задушен. Подозрение пало на бурмистра и конторщика, но они доказали свою непричастность тем, что в тот день, около четырех часов, их видели в городе Задонске, где они вели с купцами переговоры о продаже хлеба. Их алиби было установлено, а виновники убийства не найдены.

Прошло около года. Александр Александрович не мог примириться с мыслью, что преступники гуляют на свободе. Пользуясь своими большими связями в Петербурге, он добился того, что министерство юстиции командировало в Елец и Пальну одного из своих следователей. Молодой человек был талантлив, энергичен и честолюбив – ему хотелось отличиться, раскрыть преступление, и он сделал все, что было в его силах. Однако поиски остались тщетны. Молодой человек отличался религиозностью и перед возвращением в Петербург решил съездить помолиться к Тихону Задонскому. В безнадежном настроении духа ранним погожим утром вышел он на крыльцо гостиницы в Ельце. У подъезда стояла разномастная тройка, следователь уселся в тарантасе, и тройка тронулась в путь.

В городе и слободою лошади шли вяло, но, отъехав верст пять-шесть, начали оживляться, вздергивать головами и просить вожжей. Ямщик гикнул, подобрал вожжи, и тройка птицей понеслась по ровному шоссе, все прибавляя ходу, колокольчик замер под дугой, от резкой езды захватывало дух и замирало сердце. Вот показался крутой спуск к реке, вдали виднелся мостик, ямщик свистнул, и тройка сразу и покорно перешла на спокойный машок. «Ну, брат, ты и мастер», – не удержался и похвалил следователь ямщика. «Да что, барин, лошади не те: в прошлом году мы бы проехали и не так, вот была у меня тройка, птицы – не лошади. Позарился я на деньги, да вот об эту самую пору и загнал коренника и правую пристяжку – уцелела только она», – ямщик указал кнутом на левую пристяжную. «И случилось то на этом самом тракту, – продолжал ямщик, – подальше от города верст так на двенадцать. Подрядили меня двое, чтобы их доставить за два часа к четырем в Задонск за семь катерин, и наказали ждать после обеда у дуба в Польненском лесу. Пришли, сели: «Пошел, делай!». Бросился я наперерез на Задонский тракт и так делал, что раньше четырех доставил их в Задонск. Они, вишь, продали пшеницу задонским купцам и должны были ответ дать до четырех часов, а то бы им была неустойка. Да, деньги большие, да еще и на чай дали. Да что деньги, лошадей жаль – таких уж больше не добуду».

Тройка опять тронула ходом, а ездок не знал, что он, грезит или же, действительно, сидит в тарантасе и едет к Пресвятому Тихону на поклонение. Чуть было не крикнул ямщику: «Стой, пошел назад в Елец!». Но сердце подсказало другое: «В Задонск, помолись и поблагодари угодника». Слова замерли на устах, и следователь продолжал свой путь. Часа через два благополучно прибыли в Задонск, следователь горячо помолился перед мощами угодника, на другой день вернулся в Елец и – прямо к прокурору. Ямщика немедленно задержали, допросили, поехали в Пальну, он показал дуб, где ждал. Туда же привели бурмистра и конторщика. «Они, они вот ездочки-то мои», – воскликнул ямщик. «Ездочки», по принятому обычаю, пали на колени и во всем признались. Так было раскрыто преступление, долго волновавшее не только Елецкий уезд, но и всю Россию. Убийство Михаила Александровича Стаховича было отмщено.