Яков Бутович - Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Сахновский происходил из столбовых дворян Калужской губернии. Во время Крымской кампании, несмотря на молодость, был назначен членом комиссариата, ведавшего хозяйственной частью русской армии. По окончании Крымской войны Сахновский оставил государственную службу и всецело отдался любимому делу, то есть лошадям. Завод Сахновского находился в Богородском уезде Московской губернии. В том же Богородском уезде, а именно при сельце Пушкине, был завод С. М. Шибаева, почти целиком собранный и поставленный Сахновским. Между двумя заводами существовала тесная связь, а первоначальное знакомство и деловые отношения между Сахновским и Шибаевым вскоре превратились в сердечную дружбу, связывавшую их всю жизнь. Как говорил мне Сергей Алексеевич, оба завода настолько тесно были связаны постоянными продажами и обменами, что Сахновский стал смотреть на шибаевский завод как на свое детище и принял заведование оным. Вскоре Шибаев предложил Сахновскому продать свой завод и работать на него. Выслушав предложение Шибаева, Сахновский, как он мне об этом рассказывал, всю ночь не спал и раздумывал. Жаль было расставаться с собственным заводом, но он решил уступить, приняв во внимание обещание Шибаева ассигновать крупные средства на покупку тех лошадей, которых сам Сахновский, человек относительно небогатый, приобрести в свой завод не мог. Сахновский хотел повести дело в широком масштабе, надеялся вывести замечательных лошадей и потому, как истинный охотник, пожертвовал своим самолюбием и поступил на службу к Шибаеву. Жертва большая, ведь он, столбовой дворянин, принадлежавший к калужскому и московскому дворянству, которое всегда первенствовало среди остального дворянства Российской империи, поступал на частную службу к купцу. Это произошло в конце семидесятых годов, когда дворянские традиции были еще очень сильными, потому в полной мере оценим жертву, принесенную Сахновским на алтарь коннозаводства.

Поступив к Шибаеву, он рьяно принялся за дело, произвел сортировку завода, оставив только хороших лошадей, и, пользуясь открытым ему кредитом, стал покупать жеребцов и кобыл. Сахновский не гнался за модой, не преклонялся слепо перед популярными линиями, шел самостоятельным путем, творил, искал и находил. В Замоскворечье он из бочки выпряг жеребца, возившего воду, это и был отец Кряжа, Красивый-Молодец, родоначальник той линии, которая в течение двадцати пяти лет играла в коннозаводстве решающую роль.

Как-то раз Сахновский ехал по Замоскворечью; в пролетку была запряжена хотя и городская, но очень резвая лошадь. Его на рысях обогнал крупный караковый жеребец, впряженный в бочку с водой, которым правил молодой парень. Повозка скрылась в одном из многочисленных переулков Замоскворечья. Сахновский погнался за ней, так как лошадь водовоза произвела на него громадное впечатление. Сахновский был поражен ее ходом и резвостью. Когда он настиг парня, тот уже успел въехать во двор и отпрягал у сараев лошадь.

Сахновский осмотрел жеребца. Это была крупная, темногнедая, почти караковая лошадь, рослая, несколько сырая, с уже наеденной, толстоватой, но превосходной шеей, с разбитыми и исковерканными ногами и следами старых, давно заживших по всему телу побоев. Глаз жеребца горел, по выражению Сахновского, огнем агата. Уже немолодой лошади было на вид лет десять, не больше. Ясно было также, что на своем веку жеребец много повидал, прошел сквозь огонь, воду и медные трубы. «Хорошая лошадь», – не удержавшись, заметил Сахновский. Парень простодушно улыбнулся и похвалил жеребца: «А уж резов, барин, до чего! Когда захочет побежать, ни одна лошадь его не обгонит, даром что едет с полной бочкой воды». В том, что это рысистая лошадь, и притом лошадь замечательная, Сахновский уже совершенно не сомневался. Он спросил: «Малый, кому принадлежит лошадь?» – «Нашей хозяйке», – отвечал парень. Поднявшись на крылечко небольшого домика, Сахновский вошел к хозяйке.

Ею оказалась премилая старушка, сидевшая в больших креслах за вязанием; на коленях у нее лежал большой сибирский кот, в комнате везде висели клетки с канарейками и другими певчими птицами. «Что тебе нужно, батюшка?» – приветливо спросила старушка. Сахновский представился и сказал, что хотел бы купить жеребца, если на него имеется аттестат. «Как не быть, бумага есть, только найдем ли мы ее?». После долгих поисков аттестат нашелся в шкафчике с лекарством. Сахновский взял его и медленно развернул. «Взглянул я на аттестат, – рассказывал Сахновский, – да так и обомлел: Красивый-Молодец, читаю, а далее – от Непобедимого-Молодца и Каролины завода графини Орловой-Чесменской. Больше ни слова, а подпись – светлейший князь Меншиков. Ну, думаю, попал я на лошадку. Сын знаменитого меншиковского Непобедимого-Молодца 2-го и, стало быть, внук знаменитого шишкинского Молодецкого! Держу аттестат в руках, а руки, верите ли, так и ходят. Думаю: удастся ли купить лошадь? Положил аттестат на столик, стоявший возле старушки, сел. А старушка сморит мне прямо в глаза и спрашивает: «Ну что, понравилась порода? Много народа у меня его покупало, да я не продаю, жаль лошадь, уж очень он зол был раньше. Сколько народу перекалечил, сколько пролеток переломал, много бед на своем веку наделал. Все от него отказались, и меня-то хотели обмануть, когда его продали. Да вот Федя, парень простой, из деревни, а поладил с лошадью. И живут они друзьями уже третий год, как работает он у меня».