Коллектив авторов Биографии и мемуары - Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

«У вас также жена и дочь? – спросил аптекарь. – В таком случае я жалею, что судьба вас привела в это злополучное место. Приведите вашу любезную супругу в нашу хижину; пусть она побудет у нас, покуда вы устроите свои дела и снова можете быть у нас».

Привезя жену в дом гостеприимного аптекаря, я отправился к бригадиру Фалееву, дом которого мне пришлось искать не долго, потому что он отличался от прочих стенами, выкрашенными красною краскою, и черепичного крышею. В бригадире я нашел дородного мужчину, одетого в зеленый камчатый халат, в голубой атласной, обшитой черною каймою шапочке, на верхушке которой блестела серебряная весом в несколько лот кисть. Бригадир вооружен был длинною трубкою и занимался чаепитием, сидя на софе. Я счел долгом рекомендоваться ему, чтобы показать, как точно исполнил его приказ и поручить себя благосклонности господина бригадира. До сих пор все шло хорошо; но когда я решился просить о квартире, на случай, если я долго останусь в Богоявленьи, о квартире, без которой я, имея семейство, не мог существовать, он с некоторым затруднением ответил мне, предлагая чашку чаю.

«Да, да! квартиру, любезный друг! Вот именно этим-то и не могу я служить вам. Две войлочные палатки, которые лежат еще в магазине, к вашим услугам, и вы ими можете обойтись, покуда я буду в состоянии отвести вам лучшее помещение».

На прощанье господин бригадир дал мне совет относительно больных явиться к штаб-доктору Самойлову, который сообщит мне обстоятельные сведения о предстоящих занятиях.

Мое пребывание в Богоявленьи продолжалось недолго. Число больных, которое я представлял столь значительным, вовсе не было таково и вполне могло удовлетвориться одиннадцатью врачами и хирургами. Я получил приказ отправиться в Николаев и там оставаться. По распоряжению Херсонской Адмиралтейс-Коллегии, несколько сот человек плотников, архитекторов и их помощников было командировано туда для постройки несколько уже лет тому назад проектированного нового города. Я и должен был находиться при этом, на случай могущих быть несчастий. Доселе ни одно человеческое существо не могло жить в этом месте, где в несколько месяцев возник город, который уже в первые годы своего существования обещал счастливое процветание и где теперь селятся люди всех стран. Вокруг все было пусто! Единственные живые существа, которых здесь можно было встретить – были змеи. Хотя укушение их и не опасно, однако они были неприятны и страшны для людей тем, что проникали в жилища, плохо построенные из тростника и досок. В нашу тростниковую хижину, в которой нам пришлось провести первую ночь по приезде в Николаев, наползло множество этих гадин. Хотя мы из предосторожности устроили постель на четырех высоких кольях, но это нисколько не помогло: змеи поднимались вверх и, почуяв людей, с отвратительным шипеньем переползали через нас на другую сторону кровати и уходили. Постоянное отыскивание и истребление их в короткое время привело к тому, что во всем Николаеве нельзя уже было встретить их вовсе, или разве какую-нибудь одну змею. Постройка нового города шла вперед с изумительной быстротою: в тот год, когда я жил здесь, выстроено было более полутораста домов. Лес и другие строительные материалы доставлялись в изобилии на казенный счет по Бугу и продавались весьма дешево как чиновникам, так и другим лицам, желавшим здесь поселиться. Только каждый строивший обязан был строго сообразоваться с планом, по которому город должен был постепенно возникать. Число жителей, собравшихся из разных частей государства, доходило в 1789 году, когда я покинул Николаев, до двух с половиною тысяч.

Мы приближались к месту нашего назначения – Херсону; но вести, которые получались отовсюду о состоянии здоровья тамошних жителей, не могли заставить нас радоваться окончанию путешествия. Еще в Чернигове говорили, что в Херсоне свирепствует какое-то злокачественное поветрие.

В Кременчуге нам подтверждали это известие и прибавляли, что, по достоверным сведениям, в Херсоне действительно распространилась чума и в короткое время похитила несколько сот человек. Можно себе представить, каково было тем, которые, достигнув цели своего странствования, должны были идти навстречу почти неизбежной гибели.

Команда наша, пробыв в дороге целых два месяца и пройдя, от Петербурга 1800 верст прибыла, наконец, в Херсон.

Уже за несколько верст до самого города дым и пар, застилавшие на большое пространство небосклон, не предвещали ничего хорошего. Чем дальше мы подвигались, тем грознее становилось зрелище. Повсюду нагроможденные кучи всякого рода мусора, который надо было поддерживать в постоянном горении, чтобы посредством дыма и пара сколько-нибудь отнять у зараженной атмосферы злокачественную силу. Но все это нисколько не помогало; чума продолжала свирепствовать среди несчастного населения Херсона. Мои спутники – команда моряков и рекрут – вступили в город. Был сделан смотр, и солдат разместили по квартирам. Меня назначили в устроенный в двух верстах от Херсона и определенный для приема зараженных карантин, в котором уже погибло несколько врачей. Здесь увидел я страдание, отчаяние и уныние среди нескольких сот людей, положение которых настоятельно требовало сочувствия того, кто едва был в состоянии подать им помощь. Им нельзя было и помочь, так как болезнь уже слишком развилась. Мои молодцы-рекруты, хотя большинство их прибыло в Херсон здраво и невредимо, все почти перемерли. Прибытие их совпало как раз с тем временем, когда поспевают арбузы, дыни, огурцы и другие произведения полуденной России; они продаются на Херсонском базаре в бесчисленном множестве и по невероятно дешевой цене. Прелесть новизны и приятный вкус этих продуктов соблазняли новичков. У них началась диаррея, которая в соединении с постигшею их чумою неминуемо должна была приводить к совершенному истощению.