Шамиль Куряев - 1917. Кара до покаяния

И на протяжении всей Мировой войны со стороны Германии поступали бесчисленные (порой – откровенно провокационные) предложения о мире. Здесь и послания княгини Васильчиковой, и петроградская миссия Андерсена, и контакты Стинисса и Колышко, и стокгольмская встреча Вартбурга с Протопоповым…

Хорошо ещё, что не обо всех этих контактах узнавала русская публика! Узнали о совместном чаепитии Протопопова с Вартбургом (со слов самого болтливого Протопопова) – и русская прогрессивная общественность буквально взорвалось, а Милюков не преминул пройтись по поводу «Стокгольмской истории» в своей знаменитой речи. Даром, что российская власть не давала в этой связи никакого повода для критики! Княгиню Васильчикову за её настойчивые «миротворческие усилия» лишили звания фрейлины и отправили в ссылку. Протопопову (к слову сказать – на тот момент ещё не члену правительства, а видному деятелю оппозиции) Николай Второй высказал своё недовольство такого рода «народной дипломатией». Доставленное Александре Фёдоровне письмо от её родного брата Эрни Николай Второй тут же честно передал в «проантантовский» российский МИД и т. д.

Известно, что на Восточном фронте вплоть до Февральской революции почти не знали таких «невинных шалостей», как временные рождественские перемирия (что случалось на Западном фронте между немцами, французами и англичанами). Императорская Россия была неизменно верна своим союзникам. Любые попытки склонить Россию к миру заканчивались одинаково – безрезультатно. Все мирные предложения немцев были решительно отвергнуты Николаем Вторым. Но вот как раз «углублению разлада» в российском обществе они много поспособствовали! – уже самим своим фактом…

Так что можно сказать, что германские усилия (несмотря на продолжение боевых действий на Восточном фронте) были по-своему весьма успешны – ибо способствовали дискредитации императора, императрицы и императорского правительства в глазах русского общества.

А что?! – на безрыбье и рак рыба! С какой стати немцам брезговать хотя бы таким, частичным, успехом? Разве не этому служили их карикатуры на Распутина и послания русским солдатам от имени «несчастного царя Николая»?

§ 4.1.Любопытны причины живучести версии о «германофильских тенденциях в руководстве Российской Империи»! Активное участие в реанимировании этого старого мифа принимали (и принимают) не только идейные либералы-«февралисты» и коммунисты-царененавистники, но и люди, считающие себя мудрыми прагматиками и вообще – «разоблачителями исторических мифов».

Например, у Эдварда Радзинского в его книге «Распутин. Жизнь и смерть» целая глава так и озаглавлена: «Светлые головы «тёмных сил». Мол, пресловутые «тёмные силы» в лице Распутина и царицы действительно замышляли всё то, в чём их обвиняла оппозиция, – и правильно делали!

По мнению Радзинского, главным «миротворцем» России был Распутин, но и Александра Фёдоровна вполне разделяла его чувства: «И она счастлива: мужик говорит то, что она так хочет услышать – войну надо закончить. Любой ценой. Самое поразительное – царица и мужик были тогда правы. Но ни большая Романовская семья, ни двор, ни аристократия, ни буржуазия, ни думские вожди их правоты не понимали. Её докажет не только падение монархии, но и гибель пришедшего ей на смену Временного правительства. Большевики победят потому, что поймут и осуществят светлую идею «тёмных сил» – заключить мир. Любой ценой. Именно этого хотели в 1916 году предтечи большевиков – последняя царица и Распутин».

Царица и Распутин – «предтечи большевиков»?! – это, конечно, сильно… Но на чём основывался уважаемый автор? Должно быть, нашёл какие-то убедительные доказательства в «Том деле»?

Да нет, что-то не похоже. Аргументация в «Распутине», как уже было сказано, построена исключительно на игре ума. Радзинский сам приводит бесчисленные свидетельства людей, близко знавших Николая Второго и Александру Фёдоровну, о том, что император и императрица были сторонниками войны до победного конца. И сам же заключает: «Никаких документов, подтверждавших обратное, не нашли. Однако тотчас после Февральской революции камин царицы был забит пеплом от множества сожжённых бумаг. Что же она жгла? Что-то интимное? Но почему остались её весьма интимные письма, например, о «ревности» к Ане? Да и что могло быть запретного у неё – целиком посвятившей себя Семье? Нет, скорее жгла она что-то другое, опасное…».