Лев Бердников - Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Обладая авантюрным характером и неукротимым стремлением к роскоши, юная шотландка, став фавориткой монарха, уже мысленно примеряла на себя царскую корону. Что ей до безродной стареющей Екатерины? Разве может эта плебейка сравниться с ней, поистине царственной, пленительной Гамильтон?! Но Марии не довелось праздновать победу. И напрасно Екатерина видела в ней грозную соперницу – пресытившись страстью, монарх вдруг сделался совершенно равнодушен к Гамильтон. И хотя он уже искал новых любовных побед на стороне, никакие фаворитки не могли заменить Петру ее, «свет-Катеринушку». Чем привлекла его внимание Гамильтон? Только женским своим очарованием. А Екатерина приворожила к себе живым сочувствием ко всем его делам и заботам, столь ему необходимым. В отличие от Марии Гамильтон она сумела стать нужной Петру – его подругой и поверенной в делах.

Но свято место пусто не бывает, и у отвергнутой красавицы фрейлины, замеченной самим царем, нашлось немало утешителей. Современный интерпретатор этого сюжета Василий Владимиров зафиксировал: «До того перебегать Петру дорогу было просто смертельно опасно, но вот после очень даже лестно для самолюбия переспать с бывшей царской фавориткой. Тем более с такой красавицей». На самом же деле «смертельная опасность» сохранялась и после разрыва царя с Марией Гамильтон, поскольку Петр не прощал измены даже бывшим своим метрессам. Все это заставляло домогавшихся Марии Даниловны придворных сердцеедов соблюдать крайнюю осторожность.

Камергер Виллим Монс, обративший мимолетное внимание на Гамильтон, говорил о необходимости сохранять тайну любви. И, конечно, тайные увлечения Марии были плотскими; несколько раз она носила в себе греховный плод, но всякий раз ей удавалось от него избавиться, хотя дело это было крайне рискованным.

Историки свидетельствуют: несмотря на все ее любовные похождения, мысль вновь завоевать сердце Петра не оставляла Гамильтон. И только осознав в конце концов всю тщету своих усилий, она остановила свой выбор на царском денщике Иване Орлове. Стоит заметить, что во времена Петра денщики подбирались самим государем (а он слыл тонким психологом и физиономистом!), являлись близкими ему людьми, коих тот посвящал во многие сокровенные дела державы. И подбирались они не «из лучших дворянских фамилий», как полагает Василий Владимиров, а по «годности», то есть по личным заслугам.

Вне дворца Орлов и Гамильтон вели жизнь бесшабашную – шумные развлечения, возлияния, кутежи и все примиряющая постель. Орлов бывал по-петровски груб и столь же непостоянен: иногда в сердцах ругал ее по-матерному, а случалось, потчевал и кулаком. Никакого политеса! Не оставалась в долгу и Мария – тоже наставляла ему рога. И все-таки этих двоих тянуло друг к другу – связь их продолжалась несколько лет, пока не случилось чрезвычайное…

В 1717 году у государя пропал важный пакет. Виновником в этом деле посчитали денщика Ивана Орлова, раздевавшего Петра в тот роковой день. Как потом выяснилось, пакет просто завалился за подкладку сюртука царя, а тогда Орлова, не дав опомниться, связали и начали бить. Не ведая причины монаршего гнева, испуганный денщик бросился в ноги Петру и повинился в своей беззаконной тайной любви к бывшей фаворитке его величества фрейлине Марии Гамильтон. В этой зазорной связи, как и в других грехах, Орлов, выгораживая себя, настойчиво обвинял Марию. Тут, весьма кстати, царь вспомнил, что недавно в дворцовом саду нашли трупик младенца, завернутый в дорогую салфетку. Он тут же соотнес сей факт с Гамильтон и приказал схватить фрейлину.

Есть гипотеза – впрочем, прямо-таки фантастическая – что ярость царя была вызвана тем, что убиенный Марией младенец, найденный в дворцовом саду, был прижит ею не от Орлова, а от него самого. Но подтверждений этому нет…

На дыбе Гамильтон призналась в том, что дважды вытравливала плод зазорной любви. Не утаила, что для покрытия долгов любовника не раз крала у своей благодетельницы Екатерины Алексеевны деньги и разные драгоценные вещи. И кроме того, о чем ранее поведал царю словоохотливый Орлов, рассказывала Мария, что царица, мол, кушает воск, дабы вывести с лица угри. По нынешним меркам это ничего не значащий пустяк, сплетня, а в ту эпоху это было тяжким преступлением, злонамеренным раскрытием тайн косметических уловок первой дамы России, распространением слухов, порочащих ее величество.

А что Екатерина? В этой далеко не простой ситуации она проявила истинное благородство и добродушие. Ведь в руках мужа была не просто жизнь ее фрейлины, ограбившей госпожу ради сожителя, но в первую очередь – судьба ее бывшей соперницы, которую Петр когда-то мог предпочесть ей, Екатерине! Искушение отомстить было крайне велико… Но Екатерина не только сама ходатайствовала за преступницу, но даже заставила вступиться за нее вдовствующую царицу Прасковью Федоровну. Заступничество царицы Прасковьи имело тем большее значение, что всем было известно, как мало она была склонна к милосердию. Но Петр оказался неумолим: «Я не хочу быть ни Саулом, ни Ахавом, нарушая Божеский закон из-за порыва доброты». Действительно ли он так уважал Божеские и людские законы?