Лев Бердников - Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Нельзя сказать, что приказ Петра I «казнить смертию» Марию Гамильтон за вытравливание плода и детоубийство был непомерно жестоким. Это преступление противоречило как юридическим узаконениям эпохи, так и православной морали.

В Библии ясно и недвусмысленно прослеживается мысль о том, что жизнь человека начинается не с момента его рождения, а с момента зачатия. Правило 91-е VI Вселенского Собора гласит: «Жен, дающих врачевства, производящие недоношение плода во чреве, и приемлющих отравы, плод умерщвляющие, подвергаем епитимии человекоубийцы». А святой Василий Великий провозглашал: «Умышленно погубившая зачатый в утробе плод подлежит осуждению смертоубийства. Тонкаго различения плода образовавшегося или необразованного у нас несть…»

В христианских странах до конца XVIII века убийство нерожденных детей было запрещено законом. А на Руси официально смертная казнь за аборт вводится в 1649 году в Уложении, принятом при царе Алексее Михайловиче (гл. 22, ст. 26): «А смертные казни женскому полу бывают за чаровство, убийство – отсекать головы, за погубление детей и за иные такие же злые дела – живых закапывать в землю».

До Петра Великого отношение к незаконнорожденным детям и их матерям в России было ужасным. Чтобы не навлекать на себя беды, матери, несмотря на строгость наказания, подбрасывали прижитых детей в чужие семьи или же малютки безжалостно вытравлялись из чрева, а коли родились, то нередко умерщвлялись самими родителями. В целях искоренения этого зла Петр I 4 ноября 1715 года издает Указ «О гошпиталях», где, в частности, отмечает: «Зазорных младенцев в непристойные места не отметывать, а приносить в гошпитали и класть тайно в окно». И далее – вновь угроза матерям-детоубийцам: коли кто умертвит такого младенца, «то за оные такие злодейственные дела сами казнены будут смертию».

И все-таки по понятиям старой Руси для таких преступлений как детоубийство находилось много смягчающих вину обстоятельств. Но Петр, решая судьбу преступницы, не только неукоснительно следовал букве Закона – его одушевляло мстительное чувство оскорбленного любовника. Непостоянный, сам изменявший женщинам с легкостью, царь в то же время не прощал неверность даже своим бывшим фавориткам. Вспомним, в какую ярость привела царя им же брошенная первая жена лишь тем, что посмела кого-то, кроме него, полюбить! А как был жестоко пытан и казнен ее возлюбленный майор Глебов! А разве не мелок был Петр по отношению к своей прежней любовнице Анне Монс: у нее отобрали дом и ценные подарки; годы находилась она под домашним арестом – ей запрещалось ездить даже в кирху. А в Преображенском приказе до 30 человек сидели по «делу Монсихи» и давали показания о том, как Анна злоупотребляла доверием царя… Петр был самодержец и собственник, не желавший ни с кем делиться даже своим прошлым.

Марию Гамильтон несколько раз пытали в присутствии царя, но до самого конца она отказывалась назвать имя своего сообщника. Последний же думал только о том, как бы выгородить себя и во всех грехах снова винил ее. Этот предок будущих блистательных Орловых – фаворитов Екатерины II – вел себя отнюдь не геройски.

…Поднимаясь к эшафоту, Мария пошатнулась, теряя от страха сознание, и Петр заботливо поддержал ее, помогая сделать последний шаг к плахе. Затрепетала Гамильтон, упала на колени перед государем. Но царя уже сменил палач, и голова несчастной покатилась по эшафоту. Историк сообщил подробности: «Великий Петр… поднял голову и почтил ее поцелуем. Так как он считал себя сведущим в анатомии, то при этом случае долгом почел рассказать и объяснить присутствующим различные части в голове; поцеловал ее в другой раз, затем бросил на землю, перекрестился и уехал с места казни».

Петр вознамерился отдать дань красоте своей очаровательной фрейлины и за гробовой доской, сохранив ее образ для потомков. Прелестная головка Гамильтон, отрубленная катом, по распоряжению императора была заспиртована и содержалась в отдельном кабинете, а затем была отдана на хранение в Императорскую Академию наук. Царь наказал, чтобы специально отряженный наблюдатель строго поддерживал должный режим хранения. Так все в точности и исполнялось, пока в 1780-е годы президент Российской Академии княгиня Екатерина Дашкова, просматривая счета, не занялась проверкой казенных трат на спирт. Тогда-то ей и указали на ящик, в коем находилась заспиртованная голова Марии. Дашкова не преминула поведать об этом императрице Екатерине II. Голова была принесена, и перед ними предстал нежный профиль и не увядшая прелесть теперь уже мумифицированного лица. Монархиня распорядилась зарыть головку красавицы в землю: в тот век разума и материализма расходовать столько горючего ради какой-то там смазливой метрессы казалось никак не рациональным. Уж раскрасавиц-то на Руси Великой пруд пруди! А для Анатомического театра Кунсткамеры сподручнее всякие уроды и монстры.