Элла Сагинадзе - Реформатор после реформ - С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

Из доступной корреспонденции графа видно, что он не испытывал симпатий ни к Германии, ни к кайзеру Вильгельму, приписываемых ему молвой. В одном из писем к жене от сентября 1914 года, цитируемом по воспоминаниям дочери Витте, читаем: «Немцы ни к чему не приведут. По-моему, Вильгельму надо покончить с собой, чтобы положить конец этой резне. Германия долго будет расколота. Что делает мой мальчик? [Внук. – Э.С. ] Когда я думаю о нем, то не могу сдержать слез! Как я несчастен, за что небо так меня карает?» [765]

Если верить Б.Б. Глинскому, Витте подтвердил свою неприязнь к немецкому императору, назвав его «сумасшедшим нахалом»: «Да, я враг нынешней войны, ее можно было бы избегнуть, и этот “сумасшедший нахал”, если бы на него вовремя прицыкнуть, пошел бы на всякие уступки. Я сторонник русско-германско-французского континентального союза: только на нем одном может покоиться политическое равновесие и экономическое благополучие всего мира, но отсюда еще далеко до моей дружбы с Вильгельмом» [766].

Витте беспрестанно предупреждал о губительном влиянии войны на экономическое положение России. В устах бывшего министра финансов эти слова должны были звучать особенно веско. Тем не менее его заявления о грядущем крахе российской экономики воспринимались как политиканство, заведомая ложь. Уже упомянутый Б.А. Татищев именно так расценил слова Витте о том, что война приведет Россию к полному банкротству: «Как только Витте произнес эти слова, для меня стало ясно, что он просто морочит мне голову, и мой интерес к беседе разом упал. Действительно, пока Витте говорил о вопросах внутренней и внешней политики, он мог ошибаться, как вообще свойственно ошибаться всем людям. Но когда он заявил, что Россия, вступив в войну и имея на своей стороне Францию и Англию, может оказаться немедленным банкротом, было ясно, что он говорит заведомую для него самого ложь» [767].

В одном из писем от ноября 1914 года, перехваченном ДП, сообщалось: «В Москву долетают к нам много “питерских” разговоров, последний из них, который я слышал, был не очень весел – на тему о наших финансах. Правда, одним из собеседников был Витте, конечно, всем недовольный и теперь германофил» [768].

Образ «Витте-германофила» активно эксплуатировался правыми, многие из которых сами традиционно были германофилами. В начале же войны черносотенцы, не смущаясь двойственностью своего положения, перешли на противоположные позиции [769]. Они были особенно неистовы в своей критике Витте. Газета «День» иронизировала впоследствии: «Германофильские симпатии Витте не секрет, но не правой бы печати об этом говорить» [770].

Суждения Витте по финансовым вопросам воспринимались правыми в штыки, трактуясь как предательство национальных интересов. Характерно, что «германофильские симпатии» Витте увязывались с его близостью к евреям. Так, 7 февраля 1915 года граф выступил на съезде золотопромышленников, где вновь затронул хорошо знакомую ему тему финансовой политики. По его словам, для увеличения расценок на золото необходимо было, чтобы война закончилась как можно скорее [771]. 10 февраля «Русское знамя» откликнулось разгромной статьей, в которой провозглашалось: «Нет, господин добрый, – если война кончится скоро, нашей победой, конечно, “будет хорошо”, но смеем заверить, что если Господь пошлет и дальнейшее испытание и война затянется – тоже будет недурно, ибо так хочет русский царь и с ним вся Россия… А “нехорошо” будет в конце концов лишь германцам и тем, от кого пахнет германским золотом сквозь чесночный запах ‹…› [намек на еврейство. – Э.С .]. Нет, господин, так выражаться в переживаемое время нельзя, потому что это преступно» [772].

Материалы перлюстрации позволяют оспорить распространявшуюся черносотенцами оценку. На рубеже 1914–1915 годов, под воздействием военных поражений, настроения публики меняются и в обществе начинает распространяться мысль о скорейшем заключении мира. В одном из писем, перехваченном ДП, говорится: «Совсем не просты слухи о германофильских течениях наверху некоторых лиц, стремящихся ускорить мир в еще удобное для немцев время ‹…› Сейчас у всех на уме: когда кончится война» [773]. В материалах перлюстрации сведения о подобных настроениях не единичны [774].

В феврале 1915 года ДП перехватил письмо, адресованное Сергею Юльевичу. Автор послания, скрывшийся за псевдонимом Скептик, обращался к Витте с предложением о скорейшем заключении мира: «Не пора ли заблаговременно думать о почетном мире? ‹…› Какая цель войны “до конца”? Проливов не получим: англичане после войны покажут другое лицо, а для итальянцев появление русских на Средиземном море совсем нежелательно. ‹…› Франция – слабый союзник, а Англия – неверный. У Германии на севере есть друзья, не желающие ее разорения. Не лучше ли сговориться с Германией заранее?» [775]