Элла Сагинадзе - Реформатор после реформ - С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

В марте того же года в «Новом времени» были опубликованы беседы о международном положении с неким «высокоавторитетным русским сановником». Статьи были подписаны псевдонимом И. М-в, под которым, надо полагать, скрывался известный публицист И.Ф. Манасевич-Мануйлов (в 1905–1906 годах – чиновник по особым поручениям при премьер-министре Витте) [727]. В беседах настойчиво проводилась мысль о необходимости принять «новую политическую программу», основой которой стал бы союз России, Франции и Германии. При этом утверждалось, что «новая группировка держав ‹…› уже не раз служила предметом обсуждения [для] многих влиятельных лиц» не только в Германии и Франции, но и в «высоких сферах Петербурга». Англо-русское соглашение признавалось «ошибкой, связавшей России руки» [728]. По словам анонимного сановника, приводившимся на страницах «Нового времени», этот план ему довелось обсудить на нескольких личных встречах с кайзером Вильгельмом [729]. Публика без труда угадала в герое названных статей опального графа [730]. Если верить английскому послу Дж. Бьюкенену, Николай II в разговоре с ним 3 апреля 1914 года «высмеял мысль Витте о перегруппировке держав». Союз с Германией был невозможен, по мысли царя, из-за претензий немецкого правительства на черноморские проливы, контроль над которыми был необходим России [731]. Вынашиваемый графом проект континентального союза считал утопическим и А.П. Извольский, бывший министр иностранных дел (1906–1910) [732]. В том же апреле Сергей Юльевич дал интервью известной немецкой газете «Vossische Zeitung», в котором говорил о возрастающем влиянии Распутина, одобряя его попытки в свое время предотвратить Балканскую войну 1912 года [733]. Одна из столичных газет передала отклик «старца» на слова бывшего министра: «Он говорил разумно, потому что сам он разумный» [734].

В статье уже упомянутого И.М. Троцкого позиция Витте описана так:

[Граф]…не столько не верил в возможность войны, сколько ее не хотел. Он болел душою за Россию и предсказывал ее поражение: «Война – смерть для России. ‹…› Попомните мои слова: Россия первая очутится под колесом истории. Она расплатится своей территорией за эту войну. Она станет ареною чужеземного нашествия и внутренней братоубийственной войны… Сомневаюсь, чтобы уцелела и династия! Россия не может и не должна воевать» [735].

Российскому дипломату во Франции Б.А. Татищеву Витте говорил: «Я считаю войну возможной, но только при одном условии: что у нас в России все, повторяю – все, без всякого исключения, и притом все одновременно, сошли с ума. Вы, я надеюсь, согласитесь, что эта возможность маловероятна» [736].

В июле 1914 года, когда в России была объявлена мобилизация, Витте, как я уже отмечала, находился в Германии – лечился на немецком курорте Наугейме. По настоянию жены он тайно и поспешно уехал на свою виллу в Биарриц. В тот же вечер в дом Витте в Наугейме явились полицейские с ордером на арест русского сановника [737]. Только расторопность графини позволила Витте избежать участи М.М. Ковалевского, задержанного в Германии до 1915 года. Из Биаррица граф писал Колышко: «Случилось самое худшее, что можно было ожидать для России, Германии и всего мира. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы избежать этой катастрофы. Не удалось. Если бы его величество назначил меня послом в Берлин, как обещал, этого не случилось бы. Я бы уцепился за штаны кайзера, но войны не допустил» [738].

Между тем, пока все мысли Сергея Юльевича занимала разразившаяся война, в России с тревогой следили за ним самим. Заведующий заграничной агентурой в Париже А.А. Красильников получил телеграмму из Петербурга, от директора ДП, с требованием установить за Витте слежку, поручив ее исключительно надежным агентам. Цель наблюдения – «выяснить его отношение к текущим военным событиям, равно знакомства» [739]. О результатах необходимо было еженедельно доносить; переписка графа подвергалась перлюстрации.

До границы с Италией Витте ехал в автомобиле своего зятя, В.Л. Нарышкина. В трудной и изнурительной поездке граф не мог отвлечься от мыслей о начавшейся войне. Согласно воспоминаниям Н.Д. Жевахова, Витте в Италии в частном разговоре затронул тему «немецких зверств»:

«Этого не может быть… Это клевета на немцев! Война с немцами бессмысленна… Уничтожить Германию, как мечтают юнкера, невозможно… Это не лампа, какую можно бросить на пол и она разобьется… Народ с вековою культурою, впитавший в свою толщу наиболее высокие начала, не может погибнуть… Достояние культуры принадлежит всем, а не отдельным народам, и нельзя безнаказанно посягать на него… Да поймите же, что нам невыгоден разгром Германии, если бы он даже удался. Результатом этого разгрома будет революция – сначала в Германии, а затем у нас». И, сказав эти слова, граф С.Ю. Витте расплакался, как ребенок [740].