Элла Сагинадзе - Реформатор после реформ - С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

Отмечалось, что и по качеству постановки «Большой человек» уступает «Вождям». Один из рецензентов так описывал свое впечатление: «В общем же, в сценической обработке [ «Большого человека»] допущена словно намеренная небрежность, приемы сплошь и рядом отдают глубокой стариной, как будто автор совершенно равнодушен к современным требованиям театра» [709].

Газетчики сопоставляли драматические произведения [710]. «Биржевые ведомости» активно пропагандировали сочинение Колышко, не гнушаясь откровенной ложью. Так, в редакционной статье в декабре 1908 года утверждалось, что «Вожди» якобы сняты с репертуара, поскольку не пользуются успехом у публики. В то же время, уверяла газета, «Большой человек» неизменно делает полные сборы. Издание резюмировало: так как на императорской сцене шли «Вожди», а не «Большой человек», казна понесла существенный материальный урон [711]. Этой уткой «Биржевые ведомости» преследовали одну цель – прорекламировать произведение своего сотрудника Колышко.

Судя по дневниковым записям Теляковского, «Вожди» шли вплоть до начала февраля 1909 года и делали неплохие сборы (всего – двадцать один сбор, хотя это и более скромно по сравнению с сорока сборами «Большого человека») [712]. Любопытно, что на десятом, аншлаговом представлении «Вождей» 30 декабря 1908 года присутствовал министр императорского двора барон В.Б. Фредерикс [713].

Однако гораздо существеннее то обстоятельство, что в прототипе главного героя пьесы Сумбатова публика также видела Витте. «Биржевые ведомости» приводили на своих страницах следующий диалог, имевший место на премьере «Вождей»:

Среди чиновничества и военных чувствуется повышенный интерес к пьесе, в особенности в тех местах, где речь о «назначениях», «повышениях», «подкопах» и колебаниях почвы под министром. Видимо, чувствуется что-то близкое, знакомое, пережитое в тех или иных оттенках.

– Третью [714]пьесу нынче смотрю, – говорит бюрократического вида господин почтительно склоняющемуся перед ним собеседнику, – и все тот же Витте. Сговорились они, что ли?

– Нельзя не согласиться, ваше превосходительство, что ведь действительно фигура-то уж больно эффектная, самая эффектная в этом хаотическом периоде [715].

Судя по всему, Сумбатов, опытный драматург и актер, тоже чувствовал, что в сложившейся ситуации они с Колышко стали прямыми конкурентами. При этом князь стремился извлечь максимальную коммерческую выгоду из зрительского интереса к злободневному сюжету. В марте 1909 года, когда в Москву привезли «Большого человека», он попросил дирекцию театра перенести «Вождей» на следующий сезон. Теляковский записал в дневнике 2 марта 1909 года: «Южин[-Сумбатов] уже запутался в интригах ‹…› рассчитал, что невыгодно давать в конце сезона. Конкуренция “Большого человека” и тому подобные расчеты» [716].

Объединяло фабулы произведений и то, что в обеих пьесах главный герой – исключительный, сильный человек. Публицист «Московских ведомостей», размышляя об этих произведениях, заявлял:

В Колышко очень характерна тоска по сильному человеку, все ярче и ярче проступающая в настоящее время. Нам до тошноты надоел этот апофеоз слабости, апофеоз «лишних людей», непригодных для жизни и для деятельности. Этот образ, мягкий и поэтичный у Тургенева, все более и более опошлился и, вспыхнув последним пламенем у Чехова, уже не мог больше возвратить к себе прежних черт своего былого обаяния. Философия Ницше влечет к себе нашу молодежь. Наша литература стоит на пороге сильного человека. Вот этим и объясняется, что авторы ринулись к графу Витте. В свое время он мог казаться чем-то выходящим за рамки обыкновенных людей [717].

Идеи Ницше были популярны среди читающей публики начала XX века, поэтому к приведенным словам автора «Московских ведомостей» следует относиться критически. Но мысль, что появление этих пьес соотносится с общей атмосферой декаданса, с ожиданиями крупной, сильной личности, представляется любопытной. Тот факт, что в центре двух популярных театральных постановок оказался человек, разительно отличающийся по масштабу от действующих бюрократов, показателен сам по себе. Лучшим доказательством этой тенденции в общественном мнении служит и заимствование Сумбатовым главной идеи «Большого человека». «Воровать» имеет смысл только ту идею, которую можно «продать». Следовательно, и идея обеих пьес, и прототип их главных героев были в этот период необычайно востребованными публикой.