Борис Акунин - Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

Тайная экспедиция не только подсматривала и подслушивала, но и производила сыск, аресты, следствие. Репрессивная машина разогналась до невиданного размаха. По подсчетам Н. Эйдельмана, при Екатерине секретная служба в среднем ежегодно вела двадцать пять дел, при Павле – в семь раз больше. В общей сложности за четыре года в разряд «государственных преступников» угодило около тысячи человек. Поскольку наибольшие опасения у царя вызывало высшее сословие, на него Тайная экспедиция в основном и охотилась. При том, что доля дворян в населении составляла всего один процент, среди подследственных их набралось 44 процента.

Разумеется, гоняясь за вымышленными врагами престола, Тайная экспедиция прозевала настоящий заговор, хоть о его существовании знало множество людей. Но, как уже говорилось, главной задачей «службы безопасности» в периоды государственного запугивания является запугивание, а не безопасность.

Павел желал контролировать не только дела и разговоры, но и образ мысли россиян, поэтому он довел до абсурдной тотальности цензурные установления, и так очень суровые. Помимо уже поминавшегося запрета на ввоз любых иностранных книг были закрыты все частные типографии. Объем российской печатной продукции, по европейским меркам очень скромный, сделался вовсе мизерным. Например, за весь 1797 год в огромной стране было выпущено только 175 книг (в Англии – более трех тысяч). Зато появился список запрещенных сочинений из 639 названий.

По воспоминаниям жителей павловской России видно, что они обитали в постоянном неврозе. «Ужасное время! – пишет в мемуарах известный деятель николаевской эпохи Николай Греч. – Я… не могу и теперь, в старости, вспомнить без страха и злобы о тогдашнем тиранстве, когда самый честный и благородный человек подвергался ежедневно, без всякой вины, лишению чести, жизни, даже телесному наказанию, когда владычествовали злодеи и мерзавцы, и всякий квартальный был тираном своего округа… Надлежало остерегаться не преступления, не нарушения законов, не ошибки какой-либо, а только несчастия, слепого случая: тогда жили точно с таким чувством, как впоследствии во времена холеры. Прожили день – и слава Богу».

Всё это так, но не следует забывать, что воспоминания писали представители того самого сословия, которое оказалось под ударом. Крестьяне, солдаты, мещане своего мнения о Павле нам не оставили, а если верить другому автору, писателю Августу Коцебу, не по своей воле много поездившему по павловской России (он угодил в сибирскую ссылку): «Из 36 миллионов людей по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять императора».

Вот почему современным историкам так трудно определиться, чем было павловское время для России – припадком безумия или нераспознанным благом.

Кратко резюмируя российскую внешнюю политику эпохи, можно сказать, что она была точь-в-точь такой же, как сам Павел: непоследовательной, переменчивой и саморазрушительной.

Главные события, определявшие общеевропейскую погоду, происходили во Франции. В самой богатой и развитой державе Европы совершилась буржуазная революция. Это был социальный, идейно-психологический и структурный переворот, подобный мощному взрыву, ударная волна от которого прокатилась по окрестным странам и произвела нечто вроде цепной реакции.

Подданные превратились в граждан. Полное обновление национальной элиты вывело на передний план целую плеяду выдающихся государственных деятелей и полководцев. Каждый добился успеха не благодаря голубой крови, а исключительно вследствие собственных талантов. Это были люди дерзкие, бесстрашные, верящие в свою звезду – прирожденные лидеры, не останавливающиеся ни перед какими препятствиями и очень популярные в народе.

Попытки соседствующих монархий подавить революцию не только провалились, но и дали обратный результат. Для защиты революции французам пришлось создавать революционную армию, солдаты которой сражались не за монарха, а за собственные интересы. Вооруженные силы республики быстро росли качественно и количественно, ведь Франция почти с тридцатью миллионами жителей была самой населенной страной Европы, за исключением разве что России, – но, в отличие от последней, обладала гораздо более совершенным мобилизационным механизмом. Русская армия пополнялась за счет подневольных рекрутов, которых еще надо было набрать по российским просторам, отконвоировать к месту службы и потом палками приучать к дисциплине. Французы же впервые стали применять levée en masse, массовый призыв молодых мужчин в армию на время войны. Это позволяло быстро поставить под ружье до 800 тысяч солдат.