Борис Акунин - Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

С одной стороны, стремился вознести как можно выше достоинство монарха. Это превратилось у него в какую-то болезненную идею. Павлу все время казалось, что его мало чтут. Он приходил в бешенство, если кто-то ему возражал или казался недостаточно почтительным. Церемониальные появления самодержца обставлялись с почти старомосковской помпезностью. Поэт и будущий александровский министр Иван Дмитриев рассказывает, как это выглядело: «Выход императора из внутренних покоев для слушания в дворцовой церкви литургии предваряем был громогласным командным словом и стуком ружей и палашей, раздававшимися в нескольких комнатах, вдоль коих, по обеим сторонам, построены были фрунтом великорослые кавалергарды, под шлемами и в латах. За императорским домом следовал всегда бывший польский король Станислав Понятовский, под золотою порфирою на горностае. Подол ее несом был императорским камер-юнкером». Монарх, которому служат другие монархи, царь царей – таков был смысл этого аллегорического действа.

Но одной пышности Павлу было мало. Он еще и возвышался, унижая тех, кто находился на следующей ступени иерархии, – аристократию. С точки зрения эволюции нравов эти усилия выглядят скверно. Незлой по природе правитель сознательно вытаптывал чахлые ростки чувства собственного достоинства, едва зародившиеся в высшем слое общества при Екатерине.

Павел лично не был жесток, но он задавал стиль поведения, который, доходя до уровня исполнителей, превращался из «отеческой строгости» в зверство и даже садизм. Средние и мелкие начальники, улавливая исходящий сверху сигнал «закручивать гайки», знали, что лучше переусердствовать, чем недоусердствовать.

Самым известным эксцессом павловского царствования было дело братьев Грузиновых, двух казачьих офицеров, которых царь, по своему обыкновению, сначала обласкал, а потом, за что-то разгневавшись, подверг опале и выслал на родину, в Донской округ.

Там нашлись доброхоты, написавшие донос, что ссыльные-де позволяют себе «дерзновенныя и ругательные против Государя Императора изречения», в том числе матерные. (Евграф и Петр Грузиновы, кажется, действительно были невоздержаны на язык).

Павел велел произвести следствие. Местное начальство увидело здесь шанс отличиться и развернуло настоящую охоту на ведьм. Кроме братьев были арестованы еще несколько казаков.

Суд был скорым. Осенью 1800 года Грузиновых, которые еще недавно были один гвардии полковником, второй – подполковником, то есть принадлежали к высшей военной элите, приговорили к разжалованию и кнутобитию. Приговор не предусматривал казни, но обоих осужденных засекли до смерти. Расправе подверглись и остальные арестованные.

Узнав о случившемся, Павел пришел в ужас и наказал чересчур ретивых начальников, так что выслужиться им не удалось. Но настоящим виновником этого злодеяния был, конечно, сам царь.

Положим, инцидент с Грузиновыми был случаем исключительным, но жестокость обращения с арестантами и осужденными в эту эпоху становится нормой. Например, при Павле практиковался особый порядок этапирования государственных преступников (а в этот разряд кто только не попадал). Узника лежьмя «запечатывали» в крошечную гробообразную кибитку с маленьким отверстием для передачи пищи и так везли к месту дальнего заключения – иногда по нескольку месяцев. Многих, естественно, не довозили. Павел подобных садистских инструкций никому не давал. Он всего лишь приказывал, чтобы имя и лицо узника скрывались даже от конвоя, а остальное уже придумывали старательные служаки.

Общая атмосфера строгости и всеобщей поднадзорности очень возвысила роль тогдашних «органов безопасности» – Тайной экспедиции. Ее деятельность при Павле чрезвычайно расширилась и активизировалась даже по сравнению с последними годами Екатерины, которая, как мы помним, панически боялась революционной заразы и всюду ее подозревала.

Государственному преступнику дают попить. И. Сакуров

Поскольку Павел желал знать всё, чем занимаются его подданные, о чем они говорят и что пишут, Тайная экспедиция обзавелась сетью секретных и официальных осведомителей. С первыми понятно, они существовали и в прежние времена, однако гласные надзиратели, чуть ли не официально приставляемые даже к очень значительным лицам, были новинкой. Например, во время зарубежного похода к самому Суворову был приставлен особый чиновник немаленького чина «для разведывания об образе мыслей италийского корпуса и о поведении офицеров», дабы затем доносить императору.