Константин Кеворкян - Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

Сами немецкие евреи четко разделяли в своей среде представителей западного и восточного еврейства — сефардов и ашкенази соответ­ственно. Еще в начале 1920-х годов еврейский банкир Варбург посоветовал президенту Эберту остановить наплыв восточных евреев. И позже, когда один из представителей американского бизнеса, собиравшийся просубсидировать Гитлера, засомневался и спросил Варбурга о его мнении, тот со смехом ответил: «Гитлер — сильный человек, и он нужен Германии. Под евреями Гитлер понимает галицийских евреев, которые после войны стали чумой Германии» (3). Западноевропейские евреи-сефарды были не чужды того мнения, что нацистская машина готова действовать и в их интересах, изгоняя из страны чужаков-ашкенази. До ужаса «окончательного» решения еврейского вопроса оставалось всего десяток лет.

Хотя свои зубы режим показал довольно быстро. Уже 28 марта 1933 го­да НСДАП опубликовала призыв к бойкоту евреев: «Бойкот надо проводить не распыляясь, а одним мощным ударом. К нему надо тщательно готовиться. Даны указания СА и СС начиная с этого момента через почтовые отделения предостеречь население от участия в еврейской торговле. О начале бойкота будет дополнительно объявлено посредством плакатов, через прессу, листовки и т. д.» (4).

Через три дня, 1 апреля 1933 года члены СА в униформе стояли перед входом в принадлежавшие евреям заведения и демонстрировали прохожим и потенциальным покупателям плакаты, гласившие, что «истинные немцы» не должны покупать у евреев: «Евреи всего мира хотят уничтожить Германию! Германский народ! Обороняйся! Не покупай у евреев!» Однако результаты бойкота оказались крайне разочаровывающими. Они показали, что навязчивые антисемитские меры вызывают у населения безразличие или прямую враждебность.

Тогда борьба с еврейским влиянием перешла из публичной политики в сферу непрекращающегося бюрократического давления. Шаг за шагом евреи вытеснялись из общественной жизни. Начиналось все с «инициатив на местах». Директива президента земли Гессен (март 1933) гласила: «Делом чести немецкой прессы является исключение чужеродного космополитического еврейского влияния на печать». Циркулярное письмо городского правления (март 1933) определяло: «В Кёльне спортсменам-евреям запрещается пользоваться спортивными площадками». Распоряжение обер-бургомистра Мюнхена (апрель 1933): «Врачи еврейской национальности в больницах городов имеют право обслуживать только пациентов-евреев». В августе 1933 года объявляется запрет на купание евреев на пляжах в Берлине. После того как общество не отреагировало на эти выходки, считая, видимо, их блажью отдельных ретивых чиновников, государственная антисемитская политика приняла осмысленный и четко наступательный характер.

В октябре 1933 года вышел «Имперский закон о редакторах»: «Редактором может быть лицо только арийского происхождения, не связанное браком с лицом неарийского происхождения». Таким образом, евреи отсекались от возможности влиять на важнейшее оружие режима — сред­ства массовой информации. Через два года в общественных местах (кафе, ресторанах, магазинах) появились таблички «Евреи не желательны». Кроме того, всю Германию захлестнул поток доносов: многочисленные «патриоты-арийцы» всех чинов и званий усердно информировали вышестоящие инстанции о «неарийском происхождении» своих знакомых, сослуживцев, родственников.

Одновременно, нацисты постоянно подчеркивали, что процесс вытеснения евреев идет в рамках закона, и требовали избегать публичных эксцессов. В апреле 1935 года Рудольф Гесс призвал «всех уважающих себя национал-социалистов не давать выход эмоциям, терроризируя отдельных евреев». А боевая песня штурмовиков «Хорошо, когда брызнет еврейская кровь с ножа» вообще оказалась под запретом! В июле того же года Гесс продолжил свои увещевания: «Незаконные выходки против евреев должны прекратиться немедленно! Фюрер запрещает членам партии проявлять своеволие в отношении отдельных евреев». Частично такая лицемерная политика была связана с общей нормализацией ситуации в стране после «Ночи длинных ножей». Лидеры рейха также учитывали в своих расчетах и зарубежные связи еврейской общины. Например, долгое время никто не смел покушаться на банк Симона Хиршланда из-за иностранных кредитов, которые он исправно добывал для немецкого бизнеса (5).

Новой вехой в огосударствлении антисемитской политики стали «Нюрнбергские законы», определявшие расовые отношения внутри Третьего рейха. Они были публично оглашены в сентябре 1935 года на очередном партийном съезде в Нюрнберге. Гитлер сделал вид, что инициатива новых расовых законов принадлежит исключительно министру внутренних дел Фрику и его коллегам, и, дабы полностью дистанцировать фюрера от зловещей «инициативы», их публично зачитывал Геринг. Речь Геринга транслировалась и по радио, и через систему общественного оповещения города Нюрнберга, но перед тем, как Геринг приступил к чтению, собственно законодательный актов, сотрудники Министерства пропаганды отключили микрофоны, работавшие на радиотрансляцию, и пустили в эфир нацистские марши. Поэтому текст новых законов услышало всего около 500 депутатов рейхстага, находившихся в зале.