Константин Кеворкян - Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

Известный советский карикатурист Борис Ефимов вспоминал: «Особенно смешило фронтовиков то, что Геббельс изображался с длинным и мерзким хвостом. Еще до войны я вычитал, что в тесном кругу гитлеровской верхушки Геббельс носил прозвище Микки Маус, видимо, за свое сходство с мультипликационным персонажем. Такое употребление мне понравилось, и я стал изображать министра пропаганды в соответствующем виде». (53) Подобная продукция привлекала внимание и немецких солдат: «На листовках в карикатурном виде были изображены Гитлер, Геринг и Геббельс, причем художники были явно не лишены таланта. Во всяком случае, все у них вышло очень смешно. Когда мы показали эти карикатуры своим товарищам, те покатывались со смеху, но тут примчался один из офицеров и отобрал их у нас» (54).

С августа 1941 года в Москве выпускалась иллюстрированная газета на немецком языке «Фронт-иллюстрирте», предназначенная для военнослужащих вермахта. Немцы ее читали не без интереса — актуальные иллюстрации и короткие подписи под ними отвечали канонам пропаганды. Советские агитаторы настойчиво пытались убедить германских солдат в неправоте нападения на «родину рабочих и крестьян»: «Сего­дня русские самолеты засыпали нас листовками. Читали почти все, даже офицеры. Советские листовки помогают понять, что именно происходит. Меня всегда поражала способность комиссаров просто и ясно изложить самый сложный вопрос. Кроме того, меня сильно интересует вот что: где научились большевики писать простым и понятным языком» (55). Однако на первом этапе войны советская пропаганда, опиравшаяся на идеалы пролетарского интернационализма, все-таки производила мало впечатления на боевой дух национал-социалистического воинства и существенно проигрывала в состязании, несмотря на отдельные удачи. Полагаю, короткая подборка свидетельств очевидцев лучше поможет понять дух битвы пропагандистов, сражавшихся за души солдат на бескрайних просторах СССР. «С наступлением утра на нас вместе с бомбами посыпались и листовки со следующим текстом: «Каждый из вас идет навстречу своей гибели. Кавказ станет могилой гитлеровских армий». Солдаты, читая, смеялись и выбрасывали их или использовали их для других целей, поскольку бумаги нам постоянно не хватало» (56); «Бойцы 3-й танковой дивизии, мы знаем, что вы отважные воины. Каждый второй в вашей дивизии имеет Железный крест. Но на нашей стороне каждый второй солдат имеет миномет. Сдавайтесь!» (57); «Мы принялись читать коммунистические призывы. «Немецкие солдаты! Вас предали. Сдавайтесь, и мы пощадим вас. Войну вы все равно проиграли». На листовках были паршивые фотографии. Из подписей следовало, что это развалины немецких городов. А еще были фотографии улыбающихся немецких военнопленных. Под каждой была текстовка: «Товарищи! Наш плен и в помине не имеет ничего общего с той ложью, в которую нас заставили поверить. Когда мы думаем, как вы, товарищи, прячетесь в окопах, лишь бы спасти капиталистический мир, мы можем дать вам лишь один совет: бросайте оружие». Один солдат пришел в ярость: “Вот ублюдки! Я точно знаю, что пленных расстреливают”» (58).

Огрызались немцы, даже отступая: «Уходят, гады, быстро. Около станции в Вязьме есть свалка изломанных машин. Оставили там плакат на русском языке: «Совинформбюро. Вот ваши трофеи». Вот стервецы!» (59) «...первым там ( над Киевом ) побывал самолет У-2. Это уж совсем обидно для немцев. Летал он с агитатором. Пока говорил по-русски — не стреляли, начал на немецком — прожектора, обстрел. Ушел благополучно» (60). «Утром мы обнаружили, что они установили на столбах громкоговорители, часами изрыгавшие пропагандистские призывы к нам. У микрофона находился один из приволжских немцев, говоривший на немецком образца ХVIII века времен императрицы Екатерины. Извинившись за то, что не имеет при себе пластинок, диктор-агитатор предложил вместе с ним спеть немецкую песню. Через жутко трещавший динамик он предупредил, что ни слухом, ни голосом не обладает. Он пел приятные русские песни и немецкие народные песни, некоторые относились к периоду Крестьянской войны в Германии. После песен следовала пропаганда. Надо сказать, что львиная доля в ней была правдой, именно это больше всего и бесило нас» (61).

Время от времени русские разбрасывали инструкции, в которых сообщалось, каким образом немецкому солдату можно совершить самострел, чтобы он выглядел правдоподобным. Но опытный войсковой врач всегда мог распознать такую рану и обо всех подобных случаях докладывал командованию, после чего обычно следовал суд военного трибунала и расстрельный приговор.