Константин Кеворкян - Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

А ведь условия борьбы в Югославии оказались самыми что ни на есть чудовищными. Именно здесь в основном лютовали хорваты-усташи, наводившие ужас на самих немцев. Лидер Хорватской крестьянской партии Влатко Мачек (заключенный усташами в концлагерь) пишет, что он увидел, как один из лагерных охранников-усташей, который целый день убивал людей, постоянно крестится перед сном. «Я спросил его — не боится ли он Божьей кары? — “Лучше не говорите об этом, — ответил он, — я прекрасно понимаю, что меня ожидает. За все мои прошлые, нынешние и будущие прегрешения я буду гореть в аду. Но я буду гореть в аду ради Хорватии!”» (12). Такова людоедская логика всех националистов. Да и с адом — еще не факт, поскольку Хорватская католическая церковь фактически благословила геноцид сербов. Из всех хорватских иерархов только епископ Мостарский Алоизие Мишич выступил с осуждением резни и запретил своим священникам отпускать грехи тем католикам, которые запятнали себя человекоубийством (13). Средневековые зверства хорватских националистов вызвали возмущение даже у командования итальянских оккупационных войск, которое специально ввело своих солдат в Герцеговину для защиты сербского населения.

В свете полученного в предыдущих завоеваниях опыта, вторжение в Россию планировалось особенно тщательно — и в пропагандистских, и в экономических, и в социальных аспектах. Весной 1941 года на стыке двух министерств (пропаганды и оккупированных восточных территорий) было организовано особое учреждение под названием «Бинета» (или «Винета»). Оно занималось разработкой и переводом пропагандистских материалов, предназначенных для Красной армии и населения СССР. Позже ведомству поручили заниматься пропагандой в лагерях для военнопленных и «остарбайтеров». В 1944 году его бюджет достиг 5 миллионов рейхсмарок, а штат насчитывал около 400 немецких сотрудников и более 1,5 тысячи переводчиков из стран, на которые велось радиовещание и печаталась текстовая пропаганда (14).

Перед началом вторжения Геббельс лихорадочно записывал: «Директивы пропаганды на Россию: никакого антисоциализма, никакого возвращения царизма, не говорить открыто о расчленении русского государства (иначе озлобим настроенную великорусски армию), против Сталина и его еврейских приспешников, земля — крестьянам, но колхозы пока сохранять, чтобы спасти урожай. Резко обвинять большевизм, разоблачать его неудачи во всех областях» (5.6.1941 г.). Все эти идеи находили свое во­площение в военных приказах. Накануне войны командование вермахта издало «Указания о применении пропаганды по варианту “Барбаросса”», где наряду с запрещением проговариваться о намерениях расчленить Советский Союз, запрещалось также ставить вопрос о разделе земли и роспуске колхозов. Здесь же указывалось, что «пресса должна видеть свое призвание в том, чтобы оказывать на население успо­каивающее действие, удерживать от каких бы то ни было актов сабо-

тажа» (15).

Перед началом операции «Барбаросса» министр пропаганды снова обращается к своему дневнику: «Будет отпечатано около пятидесяти миллионов листовок. Упаковку производят 45 солдат, которые до начала операции не будут отпущены». (12.06.1941 г.). Наряду с этим, Геббельс приказал изготовить плакаты, изображающие хорошее отношение немецких солдат к коренному населению. Причем стиль плакатов должен был резко отличаться от наглядной агитации, тиражируемой на Западе, потому что «восточный человек знает лишь систему, в которой есть господа и слуги» (16).

В целом система немецкой пропаганды на оккупированных территориях действовала умело, эффективно, а численность советских коллаборационистов в вермахте, СС и полицейских частях составила свыше одного миллиона человек. Косвенным подтверждением живучести среди советского народа тезисов нацистской пропаганды служит то, что люди, оказавшиеся волею судеб на оккупированных территориях, еще долго ходили у коммунистической власти в «неблагонадежных».

В систему пропаганды включались также низовые звенья оккупационной администрации — старосты, бургомистры и др. чины. Существовали специальные пропагандистские школы, и их посещение считалось обязательным для учителей, врачей, служащих оккупированных территорий. Большую подмогу в пропагандистской деятельности на оккупированных территориях играли местные средства массовой информации, как правило, газеты. Еще до вторжения Геббельсу не терпелось приступить к изданию газет в Киеве, Москве, Ленинграде: «Кадры, которым поручено подготовить это дело, уже отправлены. Они находятся частично за войсками в палатках и сразу возьмутся за дело, как это только станет возможным». (24.06.1941 г.) Или: «Аман занимается уже созданием крупных газет в оккупированных областях. «Фёлькишер беобахтер» в Москве — вот это было бы что-нибудь новое!» (3.07.1941 г.).