Ян Гросс - Золотая жатва. О том, что происходило вокруг истребления евреев.

В иконографии времен войны группа гражданских лиц на снимке обычно представляет жертв. Это обычно тогда, когда на фото видны также какие-то люди в форме и с оружием. Здесь же гражданские лица — это, по терминологии Рауля Хильберга, «исполнители», хотя деятельность этих «исполнителей» заключалась, конечно же, в перелопачивании человеческих останков, а не в убийстве. В свою очередь, в иконографии лагерных снимков, сделанных уже после освобождения, гражданские лица (трупы, больные и т. п.) лежат рядами на земле, а стоят люди в форме — т. е. армия, освободившая лагерь. Бывает, что стоят также и полутрупы — часто тоже в форме или в арестантских робах. Но наш снимок не подходит и под этот канон.

Сложенные в кучку на переднем плане берцовые кости и черепа — признак того, что эта фотография из разряда trophy pictures (снимков с трофеями). Как охотники рядом с убитым зверем, нацистские убийцы евреев фотографировались на местах казней, а преследователи снимались вокруг замученной жертвы, которую принуждали к публичному покаянию на радость собравшейся общественности.

Мы уже установили, что во время войны гранатовые полицейские принимали участие в грабежах и убийствах евреев. С другой стороны, известно, что после войны персонал Гражданской милиции также нападал на евреев [115] Об участии Гражданской милиции в грабежах, а также убийствах евреев в послевоенное время известно, например, из подробностей погромов в Жешуве, Кракове и Кельце (см., напр.: Gross J.Т. Strach. Гл. 6). . Судя по расслабленной и как бы разболтанной атмосфере среди изображенных на фотографии лиц, наш снимок зафиксировал не тот момент, когда люди в форме поймали гражданских на месте преступления: если бы дело было в этом, достаточно было сфотографировать только гражданских и вырытые человеческие кости. Милиционеры попали на снимок явно потому, что хотели на него попасть. Скорее всего, фотография была сделана на память.

На фотографии видны как мужчины, так и женщины, но исполнителями действий, связанных с Холокостом, были почти исключительно мужчины: это известно как из иконографии Холокоста, так и из дневников и сочинений историков. Женщины появляются в основном как охранницы в концлагерях, и всякие упоминания о них вызывают особое отвращение. В этой роли они «как бы не на своем месте». Но в то же время материальную выгоду от Холокоста черпали все, независимо от национальности, возраста и пола. «В 1942 г. [в Гамбург] прибыло 45 судов с грузом нетто 27227 тонн вещей, отнятых у голландских евреев. Около 100000 жителей приобрело краденые вещи, продававшиеся на аукционах в порту» [116] Friedländer S. Czas eksterminacji. S. 570. . Между 1941 и 1945 гг. в Гамбурге почти ежедневно проходили аукционы еврейской собственности — при том что среди немецких городов Гамбург не был каким-либо особо привилегированным в этом отношении. Французский священник отец Патрик Дебуа во время работы по документированию массовых захоронений на Украине услышал от одного из местных жителей: «Однажды мы проснулись в нашем местечке, и на всех была еврейская одежда» [117] Desbois P. The Holocaust by Bullets. New York: Palgrave Macmillan, 2008. P. 97. . Наверняка не иначе выглядела ситуация в очень многих других местностях к востоку от Эльбы.

В том, что это не было специализированной конфронтацией между точно определенными категориями главных действующих лиц, заключается одна из глубочайших причин неусвояемости идеи Холокоста. Дело очевидным образом не сводится только к отношениям между нацистами (т. е. членами СС, гестапо и идеологическим персоналом Третьего рейха) и евреями. В Холокосте принимали участие обычные немцы — помимо нацистов, также государственные чиновники, вермахт, т. е. солдаты срочной службы, а также гражданское население рейха, пользовавшееся плодами преступлений. Но Холокост — это также конфронтация между учреждениями и гражданским населением оккупированной Европы и евреями, жившими в этих странах в течение многих поколений.

Как сержант Чарльз Гарнер в Абу-Грейб по собственным соображениям фотографировал всё необычное, так и здесь, на нашем снимке, «невольно» ухвачена суть того, что происходило ежедневно. В каком-то смысле эта сцена вводит в заблуждение, поскольку «копатели» почти не действовали сообща. Как раз напротив, они были взаимно настороже и скрывали найденное друг от друга. Это не была жатва, когда косари идут шеренгой и разом срезают хлеба. Но эта сцена с групповым позированием отражает более глубокую правду — а именно то, что население, до войны жившее с евреями по-соседски, поняло, что для него немецкая политика истребления евреев — удачный случай для обогащения.