Георг Зиммель - Большие города и духовная жизнь

Это смешение субъективно-эгоистического удовольствия с образовательной и чувственной ценностью находит самое отчетливое свое выражение в горных видах спорта. В кругах, близких к Альпийскому клубу [11] Английский клуб альпинистов, основанный в 1857 году. , царит убеждение, будто преодоление опасных для жизни трудностей представляет собой, так сказать, моральную заслугу как триумф духа над сопротивлением материи, как результат напряжения этических сил — мужества, силы воли, мобилизации всех способностей ради идеальной цели. И, действительно, затрачивая всю эту энергию, люди забывают, что здесь они служат лишь средством для достижения цели, которая полностью чужда всякой морали, а зачастую и аморальна: эта цель — минутное удовольствие, которое порождается таким напряжением всех жизненных сил, игрой с опасностью, волнением от возвышенного зрелища. Это удовольствие я в самом деле считаю одним из самых сильных среди тех, какие может дать жизнь. Чем более беспокойным, неопределенным, исполненным противоречий становится современное существование, тем более страстной делается в нас жажда высот, которые превыше нашего добра и нашего зла, на которые мы смотрим снизу вверх — мы, разучившиеся поднимать глаза. В видимой природе мне не приходит в голову ничего, чтоб было бы на земле настолько же неземным, как ландшафт. Покрытый фирном, ничего, что уже своими цветом и формой так выражало бы понятие «высота». Кто однажды насладился этим, тот жаждет этого вновь, как избавления, как чего-то такого, что абсолютно отличается от нашего я с его мрачным беспокойством и северогерманскими низменностями, как того, на чем муки воли прекращаются. Вот почему для столь многих людей горы главнее моря, которое вспенивается, чтобы утечь обратно, утекает обратно, чтобы вновь нахлынуть, — весь этот бесцельный circulus vitiosus [12] Порочный круг (лат.) его движений — до неловкости точная картина того, что у человека внутри. Многих, конечно, привлекает именно это. Ведь, помимо того что мы обретаем избавление, когда наше я дополняется своей противоположность, мы примиряемся с нашими судьбами и страданиями и, возвышаясь на ними, исцеляемся, как бы благодаря некой тайной гомеопатии, когда нам является их стилизованное отношение в чистых, освобожденных от всех случайных деталей образе и символе. И все же тут только смягчение, избавление, уход в мечты, лишь пассивно принимающее наслаждение. А из одиночеств ледниковых пустынь струится ощущение здоровой радости действия — правда, лишь в быстро исчезающем обмане эстетического возбуждения, но это такое чувство счастья, большего, чем сама жизнь, какое не возникает, наверное, ни в какой другой ситуации, данной нам чисто внешне.

Но именно поэтому это удовольствие остается совершенно эгоистическим, поэтому безнравственно рисковать жизнью просто ради удовольствия, подвергая этому риску еще и проводников, которые за 50 или 100 франков должны своей жизнью искупать неуклюжесть или неудачу человека, совершающего восхождение. Альпинист, вероятно, был бы возмущен, если бы его поставили на одну доску с игроком; и все же: и тот и другой рискуют своим существованием ради чисто субъективного возбуждения и удовлетворения — ведь и игрок в бесчисленном количестве случаев думает не о материальной выгоде, а только об обостренном благодаря риску ощущении жизни, о захватывающей смеси хладнокровия и страсти, собственного мастерства и благосклонности непредсказуемых сил. Альпинист в игре делает такую ставку, которую нравственно было бы делать только ради высших объективных ценностей, но не ради эгоистических радостей, которыми невозможно ни с кем поделиться. Закрыть на это глаза можно только под воздействием романтического очарования, которым обладает всякий добровольный риск для жизни с тех времен, когда общественный или религиозный долг в бесчисленном количестве случаев мог быть исполнен лишь ценой жизни, и потому этот риск, ради каких бы других целей человек ни шел на него, стал окружен ореолом морального достоинства, который не поблек до сих пор.

1895

Карл Лампрехт в своей «Германской истории» [13] См.: Lamprecht K. Deutsche Geschichte. Berlin, 1893. Bd. 3. рассказывает, что некие средневековые рыцарские союзы постепенно утрачивали свои практические цели, но продолжали существовать просто как объединения, служащие ради увеселений. Это описывает такой тип социологического развития, который в равной степени встречается в самых разных областях. Двоякий смысл слова «общество» (Gesellschaft) служит символическим выражением того, в сколь большой мере совместные развлечения — хотя бы в виде побочного продукта — сопровождают всякое объединение людей и как развлечения образуют точку соприкосновения групп с самыми разнородными интересами, продолжая, таким образом, действовать в качестве объединяющей силы и тогда, когда практические нужды и привлекательность объединения утрачивают свое действие. В истории всемирных выставок, начиная с их предшественниц — ярмарок, самым ясным образом становится видно, что никакой процесс объединения людей в общество не обойдется без этого основного типа, и то, в какой сильной степени он характеризует Берлинскую промышленную выставку [14] Беспрецедентная по масштабу выставка достижений немецкой промышленности, прошедшая в Берлине в мае-октябре 1896 года. , уже само по себе обеспечивает ей место в семье всемирных выставок. Здесь такое изобилие и такое разнообразие предлагаемого, что в качестве конечного общего итога и основной окрашивающей характеристики всего этого остается лишь одно: развлечение. Тесное соседство, в котором оказались разнороднейшие промышленные изделия, порождает паралич способности к восприятию, подлинный гипноз, в котором каждое отдельное впечатление лишь вскользь затрагивает самые верхние слои сознания, и в конце концов лишь наиболее часто повторяемое представление остается стоять победителем над трупами бесчисленных других, более достойных, но слабых в своей раздробленности впечатлений: в памяти остается представление, что здесь надо развлекаться. Это приведение всего к общему знаменателю «удовольствий» обеспечивается с помощью системы, которая выглядит очень крохоборской, но действует психологически весьма тонким образом: через каждые пару шагов за вход в отдельную экспозицию или на какую-нибудь демонстрацию взимается небольшая плата. Этим любопытство распаляется каждый раз заново. И каждое отдельное увеселение благодаря понесенным ради него расходам представляется более весомым и ярким, а то многое, мимо чего приходится пройти, пробуждает представление, что здесь еще осталось большое количество разнообразных сюрпризов и удовольствий. Короче говоря, настройка на лейтмотив развлечения достигается с помощью этих постоянных, преодолеваемых лишь ценой небольшой жертвы, преград более основательно, чем если бы более высокая однократная плата за вход делала посетителю все в равной мере доступным, но зато лишила бы его «орган восприятия удовольствий» этих постоянных маленьких стимуляций.