Юрий Бит-Юнан - Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте

Подчеркнем, что основное место в атаровском предисловии уделено анализу очерка «Добро вам!». Он и ранее был замечен критиками.

Так, на публикацию в «Литературной Армении» первым откликнулся столичный ежемесячник «Дружба народов». Этот журнал и специализировался на издании переводов литературы так называемых союзных республик. В июньском номере 1966 года помещена рецензия В.Я. Канторовича – «Поэзия и философия одного очерка» [212].

Оценка задана уже в заголовке. Далее тезис развивался: «Люди, встреченные писателем в Армении, запечатлены рукой художника, их будешь долго помнить. Эти портреты, как часто случается в очерках, стали своего рода “проблемами в лицах”. Часто через судьбы персонажей постигаешь как нашу современность, так и противоречия прошлых лет».

Приведен был и конкретный пример. Выбрал Канторович эпизод, по мнению Липкина, исключенный московским цензором и ереванским редактором: «В своих очерках В. Гроссман коснулся многих проблем, имеющих значение не только для Армении. Но поводом для них всегда служат реальное события или случай, свидетелем которых был писатель именно в Армении. Такова сильная сцена на колхозной свадьбе, где воин-армянин вспоминает военные статьи Гроссмана, посвященные армянам, и говорит о своем желании, чтобы о гибели евреев в фашистских газовых печах и рвах когда-нибудь написал сын многострадального армянского народа».

Канторович не раз подчеркнул, что важнейшая характеристика ереванской публикации – искренность автора. Равным образом, мастерство и гуманизм: «Вот так написаны эти то жгучие, то сдержанные страницы гроссмановского очерка “Добро вам!”. Повсюду присутствует автор – не лирический герой, не условная маска, а живой человек с нелегким опытом за плечами».

Важен и другой вывод. Канторович отметил, что публикация очерка – весьма значительное литературное событие. По мнению рецензента, «талант и сама личность Василия Гроссмана раскрылись наиболее полно».

Что до сборника гроссмановской прозы, то на его публикацию едва ли не первым откликнулся журнал «Знамя». Статья под заголовком «Человек среди людей» опубликована в февральском номере 1968 года [213].

Кожевников по-прежнему был главным редактором журнала, а статья безоговорочно хвалебная. Акцентировалось, что Гроссман – мастер психологической характеристики. И, конечно, гуманист: «Писатель исповедует, выявляет своих героев, дурных и хороших, сильных и слабых, после чего почти всякий рассказ как бы превращается в кафедру, с высоты которой учительствуют, преподают простую и вместе с тем немыслимо трудную науку добра».

Гуманизм, разумеется, ассоциировался с пресловутым антифашизмом. Что и подчеркивал рецензент: «Гроссман – неистовый, фанатичный враг фашизма. Он видит его черты и симптомы в вещах, на первый взгляд совершенно “безвинных”, незначительных. Обличая фашизм во всех его проявлениях, писатель взывает ко всему доброму, что “есть в людях, потому что они люди”; говоря о величайшей ответственности каждого живущего на земле за судьбы всех ее конкретных обитателей, он взывает к душе человеческой, ибо “понял силу этой души, обращенную не к небесному богу, а к людям”».

Вскоре откликнулся и еженедельник «Литературная Россия». 3 марта 1968 г. там была опубликована рецензия И.Е. Гитович [214].

Начиналась рецензия с общей характеристики издания. Гитович подчеркивала, что сборник необычный: «Эта книга вышла спустя три года после смерти Василия Гроссмана. Писатель так и не увидел в печати ни “Тиргартена”, ни “Обвала”, ни путевых заметок “Добро вам!”, ни ряда других рассказов – из тех, что были написаны им в последние годы жизни».

Далее приводилась характеристика Гроссмана. Рецензент утверждала: «Все, что создавалось писателем на протяжении десятилетий, связано одним стремлением – понять и распутать сложный клубок противоречий, из которых состоит жизнь, история, человеческие судьбы и характеры, найти, говоря словами самого Гроссмана, подлинную “меру душ и вещей”. Именно так старался он осмыслить и будничные, житейские ситуации в своих “бытописательских” рассказах, и страшные коллизии ХХ века в антифашистских романах и рассказах».

Едва ли не важнейшей публикацией Гитович называла гроссмановские путевые заметки об Армении. Впрочем, тут она вполне солидаризовалась с Канторовичем и Атаровым: «Не в абстрактных категориях, а в человеческих судьбах, в облике людей, их быте, привычках, даже в сером камне армянского пейзажа ощутил писатель “четвертую координату мира – координату времени”. “Связь времен” предстала перед ним как вековая связь людей, навсегда закрепленная и в памятниках культуры, и в обычаях “класть кирпичи и обтесывать камень”. Глядя на сплетенные пальцы людей, двигавшихся в свадебном хороводе, писатель почти физически ощутил ту великую силу добра, что во все времена противостояла злу – всевозможным проявлениям расизма, ужасам фашизма, всем способам истребления людей – физического и духовного».