Юрий Пантелеев - Морской фронт

Да, я понимал: если уж тихоходные морские разведчики МБР-2 превратились в бомбардировщики, значит, туго приходится там, на фронте.

Обычно барометром положения дел под Ленинградом были для нас заявки на артогонь от сухопутных войск. Поэтому еще до получения официальных сводок мы в штабе знали, где фашисты «нажимают», пытаясь прорвать наш фронт, и где сложилось особенно трудное положение… Так, 8 сентября с утра все корабли, в том числе линкор «Октябрьская революция» и крейсер «Киров», вели интенсивный огонь по району Красное Село и южнее Петергофа. Вела огонь и Ленинградская группа кораблей, а также Отряд кораблей реки Невы. Канонада стояла невероятная, чувствовалось нарастание больших событий — они близились. Кронштадт со своими пушками и кораблями был готов по первому зову броситься на помощь Ленинграду со всей своей мощью сотен орудий и тысячами чистых и верных матросских сердец.

Нам сообщалось, что в течение дня в Ленинграде несколько раз объявлялись воздушные тревоги, но они были напрасны: вражеские самолеты не появлялись.

В городе еще ходили трамваи и в сумерках зажигались витрины некоторых магазинов. Но война неумолимо приближалась, и мирные краски жизни большого города вечером этого дня сразу поблекли. Сначала нам донесли об интенсивном артиллерийском обстреле улиц, а затем о большом воздушном налете. В это время я занимался рассмотрением плана очередных минных постановок на подступах к Кронштадту. Уже совсем стемнело, на окнах мрачно чернели шторы затемнения. В кабинет с шумом, порывисто вошел контр-адмирал Валентин Петрович Дрозд, командующий эскадрой, высокий, худой, с подвижным лицом и резкими движениями.

— Начальник штаба, бросьте ваши дела! Быстро пошли на вышку!.. — И, схватив меня за рукав, потащил за собой.

— Что случилось? — спросил я по дороге, но Дрозд твердил одно:

— Быстрее, быстрее…

Через несколько минут мы оказались на открытом мостике сигнальной вышки, что архитектурно завершала ансамбль здания штаба флота. Сигнальщики, направив бинокли на Ленинград, молчали.

Взглянув на восток, я замер: на далеком горизонте, где обычно вырисовывались знакомые очертания города, сейчас бушевало море огня. Дыма в темноте не было видно, но кровавая полоса пламени то вспыхивала, становилась ярче и выше, то чуть угасала и появлялась в другом месте… Отчетливо доносились взрывы, сливавшиеся в сплошной грохот. Оцепенев, мы наблюдали эту картину; сердце каждого больно сжималось. Пылал наш родной город…

В крепости и на кораблях была объявлена воздушная тревога, ибо в любой миг самолеты могли появиться и над Кронштадтом.

С мостиков больших кораблей, со всех наблюдательных постов люди смотрели на Ленинград, охваченный огнем, У всех создалось впечатление, будто горит весь город.

Адмирал Дрозд вскоре убыл на крейсер «Киров», где держал свой флаг; я же отправился на командный пункт ПВО Кронштадтской крепости.

Под землей было тихо, никакой стрельбы сюда не доносилось, раздавались лишь приглушенные звонки телефонов, пощелкивания приборов и доклады матросов-планшетистов, наносивших обстановку на большие светящиеся экраны.

Вся ночь прошла в напряжении. Из донесений мы узнали, что вражеский налет начался около 19.00. Бомбы посыпались сразу же вслед за сигналом воздушной тревоги. Враг попытался не только разрушить город, но и сжечь его дотла. Самолеты сбрасывали огромное количество зажигательных бомб. В 22.30 — новый налег. Было сброшено двенадцать тысяч зажигалок и около полусотни бомб крупного калибра, от 250 до 500 килограммов. В городе вспыхнуло около двухсот пожаров.

Больше всего от зажигательных бомб пострадал Московский и Смольнинский районы; много бомб упало в районе Финляндского вокзала.

От двенадцати жилых домов остались одни развалины. Разрушен городской водопроводный узел. Более пяти часов пылали продовольственные склады имени Бадаева. Склады эти, деревянной постройки, стояли с 1914 года; противопожарных разрывов между ними не было, поэтому огонь быстро перекидывался с одного строения на другое. Погибло три тысячи тонн муки и около двух с половиной тысяч тонн сахару. Правда, часть горелого сахара была потом использована.

К сожалению, нашлись в городе вражеские и просто злостные болтуны, вечно «знающие» все новости; они пустили слух, будто из-за неразумного хранения продовольствия в одном месте все население разом лишилось двухлетних и даже трехлетних запасов, а потому так быстро и наступил голод… Это была преступная болтовня, рассчитанная на то, чтобы подорвать дух и без того встревоженных людей.