Сергей Брилёв - Забытые союзники во Второй мировой войне

Впрочем, в первый раз меня в эти края привела даже не эта весьма занимательная этнография и антропология.

На санях, прицепленных к снегоходу, 80 километров в одну сторону наша съёмочная группа в жутком холоде ехала из Ловозера по тундре к оленеводам. Там, на стойбище, нас ждали удивительные ощущения и открытия.

Это, конечно, надо не описывать, а видеть: несущееся на тебя огромное стадо северных оленей. Возникает оно на горизонте: по белой тундре несётся — издали кажется, что рой. Но вот он всё ближе, ближе, и рядом с тобой — ураган из тел, рогов, копыт и безумных глаз. Зрелище завораживающее. Эти небольшие грациозные животные, когда вместе, то создают всесокрушающую животную массу, управлять которой могут только очень опытные люди. Оленеводы. У оленеводов здесь свой заполярный «интернационал». Я обратил внимание на то, что многие в этой бригаде обладали внешностью не европеоидной (как у саамов и русских), а азиатской: чистые монголоиды. Спросил, что же это за люди. Оказалось — ненцы.

— Позвольте, какие ненцы? Ненцы — это там, далеко на восток. В Архангельской области, вокруг Нарьян-Мара. Короче, отсюда — за Белым морем.

— Так ведь море замёрзло, вот их предки сюда и пришли.

— Когда замёрзло?

— В зиму с 41 на 42-й, в войну. Вот с тех пор у нас тут и ненцы есть, — отвечал мне бригадир Саша-саам.

Сейчас у саамов и их новых собратьев-ненцев — большая беда. Времена, когда морозы сковывали даже море, прошли. В последние годы здесь как нигде чувствуются последствия глобального потепления. Если конкретно, то вместо ноября только к январю стали замерзать реки и озёра в тундре. А это не позволяет вовремя перегонять оленей на забой. В итоге и так небольшой зверь, северный олень теряет до пяти килограмм веса. А, значит, прибыль оленеводов становится ещё меньше. При их и так весьма скромных доходах.

— Саш, а сколько ты получаешь? — спрашиваю у своего нового знакомого.

— Три девятьсот.

— Чего? — задал я классический вопрос, который, конечно, часто звучит из уст столичных жителей, но совершенно непростителен для журналиста.

— Как чего? — удивлённо вскинулся Саша.

— Ну, рублей или шведских крон? — попытался я выкрутиться, памятуя о том, что в последние годы свою оленину ловозерские саамы сдают в российско-шведское СП.

— Рублей, конечно.

— А сколько хотел бы?

Саша что-то долго про себя считал, прикидывал, потом мечтательно ответил:

— Пять сто.

— Рублей?

— Ну, ты же уже спрашивал.

А ведь этот удивительный народ — саамы, совершивший настоящий подвиг. За эти-то копейки сохранили свои стада. Сохранили целую отрасль — тогда, когда всё вокруг рушилось. А в годы войны, несмотря на все обиды, понесённые от Сталина, организовали доставку на своих нартах боеприпасов для фронта — многие, наверное, помнят кадры из снятой Романом Карменом и Бертом Ланкастером документальной киноэпопеи «Неизвестная война».

Иными словами, новозеландец Рамсботтом-Ишервуд прибыл в 1941 году в удивительную страну и в удивительный её край.

Ещё удивительнее — то, что именно там об этом новозеландце (о котором, было, совсем забыли на Родине) хорошо помнят.

Лучше всего место, где нога нашего будущего новозеландского орденоносца впервые ступила на нашу землю, видно с вышки до сих пор ещё какого режимного военного аэродрома Ваенга (саамское, кстати, название) под Мурманском.

Точнее, это — уже не Мурманск, а «закрытое административно-территориальное образование Североморск». Здесь — главная база нашего Северного флота и его морской авиации. Получив все нужные разрешения на съёмки в Главном штабе ВМФ, я по следам Ишервуда прилетел туда летом 2010 года.

Правда, что это за «Ваенга», о которой я им всё толкую, долго не могли понять приставленные сопровождать нас «особисты» [133] Военные контрразведчики. . Потом, впрочем, коллективными усилиями мы высчитали: сегодня Ваенга — это аэродром «Североморск-1». Но тогда, в годы войны — Ваенга. Так я и буду называть это место по ходу рассказа.

С вышки Ваенги открывается вид на всю взлётно-посадочную полосу, которую даже летом часто затягивает туман: когда спускается с окрестных сопок. Спускаемся вниз и идём к кромке полосы.