Илья Зайцев - Астраханское ханство

Ногаи, однако, не ограничились словесными упреками, но предприняли ответные меры: через некоторое время по возвращении Сахиб-Гирея в Крым они, как сообщает Реммал-ходжа, совершили большой военный поход на полуостров, но были отбиты [Tarih-i Sahib 1973: 106–113; Некрасов 1990: 109].

У Реммал-ходжи отсутствует указание года военной операции Сахиб-Гирея. А. М. Некрасов весьма убедительно датировал астраханский поход Сахиб-Гирея 1546 г. [Некрасов 1990: 109]; ср. [Ischboldin 1973: 84]. Когда же состоялся поход ногаев на Крым? Х. Иналджик полагал, что этот конфликт произошел в 1546 или 1547 г. [inalcik 1980: 458], а А. М. Некрасов относил его к началу 1547 г. [Некрасов 1990: 109]. Согласно сведениям Реммал-ходжи, смерть казанского хана Сафа-Гирея (которая произошла в марте 1549 г.) наступила в 956 г. х. (1549-50 г.) — третьем году "ногайской бойни": "nogay kirgunun U9iinci senesinde" [Tarih-i Sahib 1973: 119], которая, таким образом, приходится на 953 г. х. (1546-47 г.). Ногайско-московская переписка позволяет уточнить эту хронологию. В октябре 1548 г. в Москву вернулся служилый татарин Девлет-Ходжа Хусейнов, который побывал у ногайского бия Шейх-Мамая. Узнав, что Сахиб-Гирей посылает в Астрахань пушки и пищали, Шейх-Мамай отправляет своего племянника Али бен Юсуфа с 10-тысячной ратью на Перекоп. Али терпит там сокрушительное поражение от четырехкратно превосходящих его крымских сил, о котором сам сообщает в Москву в письмах, доставленных в августе и октябре следующего, 1549 г. [Посольские книги 1995: 240, 296, 298, 311] [184]. Иван IV, в свою очередь, писал в Орду в августе 1549 г., чтобы мирза "как сеи зимы, на Крым однолично пошел" [Посольские книги 1995: 303], следовательно, ногайский поход состоялся именно зимой 1548-49 г., а датировка Реммала ошибочна.

Какие-то действия предпринимали ногаи (Юсуф и его братья) под Астраханью и в 1547 г.: сыновья Юсуфа писали в Москву, что через год после реставрации власти Сафа-Гирея в Казани их отец "и дяди наши ходили к Астарахани" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 45об.].

Сахиб-Гирей, видимо, сильно обескровил город. Пленные астраханцы еще очень долго возвращались на родину. В апреле 1551 г. мирза Исмаил говорил московскому казаку Тафкею Тимееву о речах османского посла Чауша Ахмета: "Из Астарахани присылали жо ко мне царя просить. И я часа того посылаю царя на Астарахан. Которые люди полонены были в Крым из Астарахани, и яз тех людей в Астарахан поотпущал, а иных часа того отпущаю" [РГАДА, ф. 127, оп. 1; ед. хр. 4, л. 40].

"Кто правил Астраханью сразу после разгрома 1547 г., неизвестно, но около 1550 г. там вновь воцарился Ямгурчи", — писал А. М. Некрасов [Некрасов 1990: 109]. Как видно из источников, Ямгурчи (Й. Озтуна сообщает, что у него было прозвище Гаази (Gaazi) (см. [Oztuna 1989: 553]) вернул себе престол даже несколько раньше. В посольской книге по связям России с Ногайской Ордой 1548–1549 гг. имеется запись о приезде от астраханского царя "Емгурчея" посла Халкомана 14 октября "лета 7058" (1549 г.). При этом отмечено, что его приезд "писан в астароханских книгах" [Посольские книги 1995: 312–313]. Халкоман приехал вместе с ногайскими послами [185].

Видимо, в результате разрушения города Сахиб-Гиреем какое-то время Астрахань оставалась лишенной власти. Б. Ишболдин считал, что Ямгурчи (женатый на дочери мирзы Кел-Мухаммеда) получил власть от черкесов и ногаев после смерти Сахиб-Гирея, однако, как увидим далее, это не так [Ischboldin 1973: 84–85, 86] [186].

В том же, 1549 г., по мнению Х. Иналджика, Ямгурчи ограбил купеческий караван крымчан, шедший из Казани. Большая часть торговцев была перебита. Уцелевшие бежали в Крым с жалобами на астраханского хана и пытались убедить Сахиб-Гирея объявить ему войну [Inalcik 1948: 359].

В конце 1549 или начале 1550 г. на какое-то время город был захвачен московскими казаками. В 1551 г. московский посол в Ногайской Орде Петр Тургенев писал: "Да присылал, государь, турецкой царь к Исмаил мирзе посла своего, Чевушем зовут, сее весны. А сказывают, государь, с тем присылал: в наших, деи, в бусурманских книгах пишетца, что те лета пришли, что руского царя Ивана лета пришли, рука ево над бусурманы высока. Уже, деи, и мне от нево обида великая. Поле, деи, все да и реки у меня поотымал, да и Дон у меня отнел, да и Озов город упуст у меня доспел, поотымал всю волю. В Азове казаки ево с Озова оброк емлют и воды из Дону пит[ь] не дадут… Да ево же, деи, казаки Астарахан[ь] взяли и какую грубость учинили. Да царя же, деи, Ивана казаки у вас Волги оба берега отняли и волю у вас отняли, и ваши улусы воюют, да у вас же, деи, пришед городетцкие казаки в улусы ваши, воевали, да Дервиша царя Астараханского полонили. И то, деи, вам не соромоту ли учинили, как, деи, За то стать не умеете" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 39–40; Соловьев 1960: 481–482].